Дела адвоката Монзикова

Проблема с Крокодилом стояла по-прежнему остро, как зубы последнего. Тогда бить Крокодила добровольно вызвался Выхухоль – маленький, склизкий и вонючий зверек, обросший сизой шерстью. Выхухоль заходит Крокодилу в тыл, разбегается, прыгает в воду и подныривает под него. Никто не знает, что он там под водой вытворяет. Крокодил от этого начинает вопить писклявым контральто и с позором удирает из пруда.

Отсюда правило: все генитальное – просто.

Осенью у зверей начинается обострение политической активности, и тогда Кабан и Медведь ходят с лозунгами типа «Коала – порождение коки и кала», «Иностранный Бегемот сдышал российский кислород» и «Смерть Козлам трудового народа». Мелкие звери прячутся в болото, потому что знают, что иначе их быстро загегемонят. Конечно, их и в болоте загегемонят, но может быть не сразу.

Отсюда правило: утро вечера мудренее…

Бурый Медведь стал слишком стар и не мог уже раскроить одним ударом лапы череп краснозадой Обезьяне. Тогда Обезьяны решили проводить его на заслуженный отдых и стали бить. А Дятел выдолбил из трухлявого пня большой могильный крест с надписью «заслуженный отдых», и его поставили у входа в лес, чтобы чужие звери знали, какие в нашем лесу порядки. Обезьяны поделили между собой шкуру еще неубитого Медведя (ну, не всю, конечно, а кто, сколько смог отгрызть), и пообещали больше его не бить. За это он написал на самом большом куске шкуры последний царский Указ: «О назначении новым царем Полярного Медведя». Фигня, да? Да.

Отсюда правило: старикам одна у нас дорога.

Полярный Медведь получил Указ о своем назначении еще до того, как медвежья желчь с мочой на Указе перестала вонять. Несмотря на это, указ он сразу же сожрал, так как голодал последние два года и исхудал до полупрозрачности. Он провозгласил себя Верховным Главномедведствующим, и построил всех зверей на опушке. После команды «на 1-й 2-й рассчитайся!» каждый 2-й бил каждого 1-го и обратно, в результате чего в живых остался только каждый 3-й.

Отсюда правило: математика – царица всех наук.

Звери напомнили Полярному о болоте, и потом сильно об этом жалели. Болото было самым говняным местом в лесу и страшно воняло, когда туды кого-нибудь кидали (звери кидали друг друга постоянно и на любой почве, но в болото помимо живых зверей скидывались и не очень живые, что и вносило новую струю в уже имеющийся там аромат). Еще сильнее болото воняло, если из него кого-то тянули, особенно если тянули Бегемота. А тянуть было кого, так как в болоте вечно прятались некоторые звери: те, кого слишком часто били, и Злодеи. Злодеями называли тех, кто кинул кого-то из крутых. Злостными же Злодеями называли тех, кто говорил, что бить вообще никого не надо. Верховный Главномедведствующий привел зверей на окраину болота, и они стали бить болотных. Естественно болотные их избили, так как играли на своем поле. В конце концов (это когда драчующиеся поотрывали друг другу концы), по запаху уже нельзя было понять кто свой, а кто болотный… И тогда звери вернулись в лес во главе с Медведем, который из белого превратился окончательно в Бурого. Злодеям вышла амнистия, и Злостных Злодеев решено было смешать с дерьмом в следующий раз…

Отсюда правило: все там будем!

Пока Кефиров заплетающимся языком читал наиболее сильные фрагменты своего литературного шедевра, Монзиков всё-таки рухнул без сил сначала на лежак, а затем на песок. Кефиров ещё недолго силился издавать звуки, схожие с человеческой речью, но затем просто повторил движения и судьбу адвоката Монзикова.

Клавдия Ивановна, так звали супругу Кефирова, выйдя из моря и подойдя к своим вещам, увидела своего мертвецки пьяного супруга, валявшегося на песке рядом с каким-то уголовником, отчего ей сразу же сделалось дурно, и она упала в глубокий обморок.

Поднявшийся ветер разбросал по пляжу листки, на которых был запечатлён прозаический шедевр бывшего милиционера, по должности, и мента-прозаика, по сути.

Кто-то из отдыхающих собрал все листки и хотел, было, их положить в сумку Кефирова, но зачитался. Прочтя примерно полторы страницы, русский турист с неуважением к творчеству бросил пачку рядом с кефировской сумкой и громко-громко выругался матом.

Беда не приходит одна