Дела адвоката Монзикова

Оставшись с Ольгой Михайловной наедине, Монзиков вдруг обратил внимание, что окна уже занавешены, дверь закрыта, а один из столов – абсолютно чист. Ляля Михайловна продолжала крутиться вокруг Монзикова, приятно щебеча и все время, как бы случайно, прижималась к нему. Монзиков стал курить одну папиросу за другой, то и дело, поглядывая на часы.

И тут вдруг Ольгу Михайловну словно ударило молнией. Она решила повторить все незамысловатые приемы своего бывалого и многоопытного в амурных делах муженька.

– Александр Васильевич! Я, право, даже не знаю, мне так неловко, что…

– Ляля Михайловна, да в чем дело? – Монзиков захабарил папироску и внимательно посмотрел на Щеничкину.

– Александр Васильевич! Могу я рассчитывать на Вас, как на мужчину? – Ляля Михайловна тяжело и часто дышала. Ее маленькая грудь вздымалась и падала. Глаза неистово блестели. В месте, где бывают заеды, была видна крошечная пенка.

– Гм! А как же?! – только и успел сказать Монзиков.

– Александр Васильевич! Только Вы можете мне сейчас помочь! – страстно, с надрывом выпалила из себя Щеничкина.

– Ну, Вы – это, говорите, говорите! Я все сделаю.

– Александр Васильевич! Вы такой мужественный и благородный! Вы такой интеллигентный! Вы – единственный мужчина у нас, у несчастных женщин!..

– Это точно.

– Александр Васильевич! Мне так плохо, так плохо! – Ляля Михайловна с хрустом заломила пальцы, пытаясь показать в жестах всю силу ее страдания и всю палитру ее переживаний.

– Ляля Михайловна, не терзайтесь и не мучайте меня, пожалуйста! – Монзиков участливо смотрел на маленького милиционера в погонах и юбке. – Говорите, я все сделаю в лучшем виде.

– Александр Васильевич! Только поймите меня правильно! Мне нужна Ваша помощь. Мне может очень и очень помочь Ваш массаж. Понимаете?

– Конечно! – Монзиков встал и начал снимать свои грязные кирзовые сапоги.

Ляля Михайловна растерялась. Она ожидала всего, но только не такой легкой победы. Плотское желание почти сразу исчезло. Совершенно машинально она начала расстегивать свою рубашку.

– Ляля Михайловна! Рубашку и кофту можно не снимать. Ложитесь на стол животом вниз. Я уже готов.

Монзиков стоял босиком на полу с закатанными рукавами на кителе и рубашке. Из карманов бриджей[18] Монзиков вынул грязный носовой платок, расческу, ключи, зажигалку и клочки газеты, оставшиеся после похода в туалет.

– Ляля Михайловна! Сначала будет немного неудобно и даже больно, а потом появится тепло, боль исчезнет и, как это часто бывает с женщинами, Вы захотите спать. Вся процедура займет минут 15-20, и, если одного сеанса будет маловато, я сделаю еще разок. Моей жене, чаще всего, помогает с первого раза, после чего она спит до утра. Как будет с Вами – даже не знаю?! – и Монзиков начал сильно потирать ладони.

– Александр Васильевич! Может быть, мне все-таки снять трусы? – сказала Ляля Михайловна и легла на стол как велел ей Монзиков.

– Да нет, не надо! Я даже сам не раздеваюсь, понимаете мою мысль, а?

– Александр Васильевич! Вы меня интригуете…

– Да нет же, это только в первый раз страшно, а когда мы сделаем это, то последующие разы будут и легче и интереснее!

– А Вы так только с женой делаете? – с ярко выраженным удивлением и слегка дрожащим голосом спросила Ляля Михайловна.

– Если честно, то и с Анькой – дочкой моей – по-тихому, чтобы жена не знала, я уже делал. Был в Ижевске, так мужики просто балдели от меня.

После этих слов Ляля Михайловна потеряла сознание.

Монзиков, решив, что «клиент готов», кряхтя и чертыхаясь, залез на стол, где лежала бесчувственная Ляля Михайловна, и начал босиком ходить по ее маленькой спине, по нежным плечикам.

Ляля Михайловна сначала тихо застонала, затем, открыв глаза, увидела в настенном зеркале Монзикова, топчущегося на ее спине.

«Садист» – только и промелькнуло в ее сознании, и она опять лишилась чувств. Монзиков начинал входить во вкус. Он выделывал такие пируэты и кренделя пяткой, стопой, большим пальцем, что даже Джерри Финн – главный специалист по хиропрактике[19] – не владел таким набором приемов, столь необходимых массажисту-профессионалу.

У жены Монзикова был остеохондроз и только «ножной массаж» снимал боль и дискомфорт, который не давал ничего делать. Монзиков продолжал топтаться на спине Ольги Михайловны. Вдруг ему захотелось курить.

Монзиков слез с бездыханного тела Ольги Михайловны, взял захабаренную чуть ранее беломоринку, чиркнул спичкой, пытаясь раскурить небольшой окурок. Но спичка сломалась. Головка зажглась, но упала на средний палец висевшей правой руки Ольги Михайловны.

Раздался тихий крик. Сознание к женщине вернулось, а разум – нет. Она попыталась хотя бы привстать, но тело ее не слушалось. Единственное, что ей удалось, так это повернуть голову и найти глазами Монзикова, сладко затягивающегося папиросным дымом. В глазах стало рябить.

– Ну, понравилось, а? – спросил Монзиков и опять полез на спину Ольги Михайловны.

– А-а-а! – только и успела простонать горе-любовница.