Дела и ужасы Жени Осинкиной

И действительно — Женя хоть и была городской девицей, но откуда-то знала, что в России коровы вечером идут с пастбищ домой, в стойла. А тут они паслись всю ночь — безо всякого видимого присмотра.

Какие высокие горы обступали дорогу с обеих сторон! И над их вершинами ярким, чуть голубоватым светом сияла луна. Нет, никогда не светит она так ярко, казалось теперь Жене, по ту, европейскую сторону Уральского хребта!

Темные величественные кедры вздымались по склонам гор.

Но возвышенное настроение, в которое погрузилась Женя, было прервано трезвоном — вернее, нежным перезвоном — ее мобильного. И она услышала взволнованный, запинающийся голос Димы.

— Женя… Извини, что беспокою тебя…

— Ой, что ты, Дим? Я так рада тебя слышать, ужасно!

Голос Димы повеселел.

— Я, конечно, в курсе всего происходящего там у вас — через отца. Его ребята звонят ему, рапортуют. По-военному, конечно, кратко, но основное уловить можно.

— Дима! Ты отцу твоему, главное, привет мой передай и благодарность огромную! Все вроде получается — и все благодаря ему только! И тебе конечно, в первую очередь!

— Ну, что я-то… — застеснялся далеко-далеко Дима.

— Ой, Дим, а я перед своим папой такая свинья, ты не представляешь!

Дима был как раз тот человек, кому можно было пожаловаться на саму себя. Как же кстати был сейчас Жене его звонок!

— Я даже не думала, что я такая дрянь! Представляешь — папа знает уже от бабушки, что я по Сибири качу, с ума сходит там в Мексике, а я ему ни разу еще не сумела дозвониться!.. И вот видишь — опять эгоистка: ты мне что-то сказать хотел, а я — о своем!..

— Да, — медленно сказал Дима (он вообще не склонен был к скороговорке), — хотел. Сейчас скажу. А отцу ты дозвонись все-таки. Я могу ему позвонить, но ему, конечно, тебя важно услышать. А сказать я вот что хотел. Тут у нас сейчас по телеку в «Дежурной части» сюжет показали. Задержана несовершеннолетняя. Лицо не показывают и фамилию не называют. Дочь известного предпринимателя, по подозрению в организации убийства семнадцатилетней девушки в Зауралье… Мера пресечения избрана в связи с тяжестью преступления и с тем, что есть опасность, что подозреваемая может скрыться. Но еще будут устанавливать степень умственной отсталости, поскольку… вот, я даже записал… «интеллектуальное развитие не соответствует возрасту». Она вроде на слова о совершении ею такого страшного преступления ответила: «Ну и что?»

— Дима, — сказала Женя еще более медленно, чем он, — Дима! Как все это ужасно, Дима. Подумать только, что чувствуют сейчас ее мама, папа!

— Да, — сказал Дима. — Как говорится, без комментариев.

Ни Женя, ни Дима не знали еще, как именно следствие, начавшее работу усилиями сибирского прокурора, узнало про Викторию Заводилову.

Ведь тот единственный человек, через которого передавались убийцам и ужасный заказ, и деньги, тот, через которого шли все переговоры, кто доставил Виктории и кольца Анжелики, и страшный негатив ее посмертной фотографии, — действительно погиб в Чечне, куда отправился контрактником.

Но недаром при расследовании преступлений юристы нередко говорят: «Ищите женщину!» То есть — как мотив преступления. А здесь — нашлась женщина, которая, сама того не желая, помогла расследованию.

У контрактника была очень ревнивая подруга. И она проследила его контакты с Викторией — не верила, что дело тут только в заработке, подозревала иной интерес. И именно благодаря женской ревности следствие вышло на Викторию, хотя та не по возрасту тщательно обрубила все концы нитей, ведущих от нее в Оглухино и Заманилки.

…Когда Мяч открыл калитку и вошел во дворик, а Федя вышел на крыльцо и увидел сразу всех — его, Женю, огромного пса, входящих вслед за ним двух крепких мужиков и еще черную «Волгу» за калиткой, — он обалдел.

Действительно — стоял остолбенело и не мог понять, как вся эта разношерстная компания могла очутиться в Эликманаре, на краю, можно сказать, света!

Мячик подошел и хлопнул Федю по плечу в виде приветствия. И сказал одно слово:

— Собирайся.

— Куда… собираться?

— Домой. Поедешь сейчас с нами.

Глаза у Феди округлились.

— Мяч! Дома, что ли, что случилось?

— Дома порядок. Собирайся.

— Да зачем ехать-то?

— Надо, Федя, надо.

Завещание поручика Зайончковского

Глава 1. В Приполярье

Мария Осинкина с трудом высвободила свои длинные ноги из носа трехместного «Салюта», клеенного-переклеенного.

Она была рулевым, а педали руля — в носу байдарки. Туда они с Сашей переместили их с середины лодки сразу, как только первый раз ее собрали. Потому что не мог, по их разумению, один и тот же человек быть и кормовым (он же загребной), и рулевым.

Сегодня был, пожалуй, рекорд — за световой день прошли километров пятьдесят пять, не меньше.

Как же затекли ноги! Пока неслись по реке шесть часов подряд, ничего не чувствовала, только жала педали — лево руля, право руля. А сейчас стала вылезать — да-а…