Дела и ужасы Жени Осинкиной

Въехали в Эликманар. Проехали, как объясняла Женя Тому, отделение детского туберкулезного санатория. Второй переулок направо был ее. В двух шагах шумела Катунь. Но пассажирам Шамиля было не до красот природы. И как только повернули — в предрассветных сумерках увидели следующее.

Двое невысоких и явно хорошо накачанных мужчин садились в черную «Тойоту-Лексус», заметно спеша. Один, наголо бритый, сел за руль. Другой, с косицей черных волос на затылке, занес уже ногу в кабину, как вдруг произошло неожиданное — в считаные секунды, прежде, чем Том смог осознать, что перед ними — именно та самая машина.

Какой-то огромный зверь с дыбом торчащей на загривке шерстью, перемахнув через забор далеко стоящего дома, громадными скачками пересек переулок и с рычаньем бросился на плечи человека с косицей на затылке. Отдирая зверя от себя, тот закричал отчаянно:

— Сявый, стреляй!

«Стреляй?! — ухнуло в голове Тома. — Они?!»

Водитель «Тойоты-Лексус» стрелять не стал, а, дотянувшись через сиденье, что есть силы ударил зверя монтировкой по голове. Тот отпрянул, взвыв. Человек с косицей вскочил в кабину, захлопнул дверь, чуть не отхватив зверю лапу. «Тойота» рванула с места. А с той стороны улицы уже бежала Женя с криком:

— Тося! Назад!

И тут же, увидев уже отъехавшую далеко «Тойоту-Лексус», закричала Тому, стоявшему у машины Шамиля:

— Том! Это их машина! Тося их узнала!..

* * *

«Тойота» на скорости 140 км летела мимо поселков. Было так рано, что дети, к счастью, еще не появились на улицах.

— Помнишь, что нам до Усть-Семы? Там — налево, и на Чуйский тракт, в обратную сторону. И по главной, без всяких яких — до Монголии.

— Проснись. Нам через пятьдесят километров машину менять. Если все сработало и жигуль там стоит.

Некоторое время неслись молча. Оба были в мрачном состоянии. У каждого на лице отражалась какая-то тяжелая дума.

Вдруг тот, кто был за рулем, медленно проговорил:

— Слышь, Режиссер… А ты видел, что псину кто-то звал с той стороны улицы? Когда ты плюхнулся уже на сиденье, а я по газам ударил?

Тот ответил не сразу.

— Ну, видел краем глаза. Как и ты. Девка какая-то высокая.

— Какая-то? А с чего бы она чужую собаку, да еще такую злобную звала, а? Не знаешь?

— Слушай, Сявый, ты куда тянешь-то?

— Туда и тяну.

— Знаешь, Сявый, ты мне мистику тут не разводи. С моими пулями по улицам за собаками не бегают. Ни за чужими, ни за своими.

И опять замолчали. Машина неслась. Только мелкие камешки барабанили по днищу.

— Тогда еще спрошу. Ты ведь собаку-то узнал? Это она тогда тебя в лесу чуть на запчасти не порвала?

— Узнал… По повадке скорей, чем по виду.

— Так что, как видишь, — съязвил Сявый, — вовсе не брошена по дороге. А раз так — скажи, Режиссер, почему ж она в другом доме ночевала, не с хозяйкой? Не тот ведь это пес, чтоб хозяйку оставить.

— Ну, мало ли причин… — неуверенно протянул спрашиваемый. — Ты прямо как в телепередаче — хочу все знать…

— Да, — жестко сказал Сявый. — Когда я на дело или с дела иду — то хочу все знать. Чтоб за меня потом другие не узнали. Потому и живой. Пока.

И опять оба замолчали. Потом Сявый снова заговорил:

— Так что контрольный выстрел не дурее нас с тобой люди придумали. И не нам с тобою было его отменять. Очень шибко пожалеть можем. Если, конечно, успеем.

На последних фразах голос его наполнился тяжелой, хотя и скрытой тоской. И, помолчав, он добавил нехотя:

— Замочат нас с тобой в Монголии, вот что, Режиссер. И пацаны не осудят. А только скажут — получили свое. То, что им причиталось. Потому что дела не сделали. Если честно — не знаю, куда мы торопимся. По понятиям — развернуться бы надо. И доделать.

— Охренел, что ли, если хуже не сказать? Сейчас если возвращаться — полпоселка уложить придется! Нет, я оружие, пока перчатки не снял, в машине оставляю. Нас сейчас только за скорость любой мент остановит — я не хочу, знаешь, чтоб он это оружие с глушителем у меня из рук брал. И что ты заладил — «доделать»! — взорвался вдруг Режиссер. — Что мы не так сделали-то? Дом был — ее, комната — ее, окно — ее, кровать — ее! Мы ж два дня изучали вопрос — забыл, что ли? Лампа настольная горела, потом она ее потушила — и легла.

— Ты видел, что ли, как легла?

— Видел — не видел, а я тебе сказал и повторю — с моих пяти пуль еще никто не вставал! До дня Страшного Суда.

— Да я вот все думаю, — сказал Сявый с неожиданной у него человеческой интонацией, — может, он кое для кого уже и близок.

Глава 44. Преследование

При этих словах Сявого мимо них неожиданно просвистел мотоцикл — да еще хамски подрезал «Тойоту» справа.

Подельники встрепенулись. Но Слава-байкер — разумеется, он, — уже был далеко. Позади же Славика опять разместился Скин, ставший в последнюю бурную неделю едва ли не главным его корешем. Он просто органически не мог себе представить, чтоб финальные события развернулись без его участия.

Между тем Усть-Сема с поворотом на Чуйский тракт приближалась.

Вдруг Режиссер сказал:

— Сявый! Джип-то не нас пасет?..

И, глянув в боковое зеркало, Сявый уверенно сказал:

— Нас. Вопроса нет.