Дела плоти. Интимная жизнь людей Средневековья в пространстве судебной полемики

В ответ на сочинение Мишеля Мареско были изданы два трактата, принадлежавшие перу уже упоминавшегося выше Пьера де Берюля — «Трактат об энергуменах» и «Рассуждение об одержимости Марты Броссье»[1025]. В них, как и следовало ожидать, отстаивалась точка зрения церкви: и данный случай, и подобные ему дела объявлялись автором не политическими, но религиозными, а потому подпадающими исключительно под церковную юрисдикцию[1026]. Своего противника де Берюль именовал «либертинцем от религии» (Libertin de Religion), заявляя, что его вера «далека от католической» (sa creance peu catholique)[1027], a сам он — «старая обезьяна», которую выставляют на театральных подмостках, дабы во всеуслышание проповедовать против истинного церковного учения[1028]. Он уподоблял Мареско городской черни, неспособной рассуждать о столь сложных вопросах и распознавать истину[1029]. В равной мере не мог этого сделать и врач, выступающий, как и любое иное светское должностное лицо, от лица государства, ибо об одержимости демонами, как и о сущности этих последних, судить имели право лишь представители церкви[1030]. Именно их прерогативы интересовали Пьера де Берюля более всего: вот почему в его сочинениях сама Марта Броссье практически не упоминалась, и автор всего один раз назвал ее по имени[1031].

Тот же безличностный подход мы наблюдаем и в других откликах конца XVI-начала XVII в. Так, Пьер де л’Этуаль коротко останавливался в своем «Дневнике» на обстоятельствах появления Марты в Париже и на осмотре девушки врачами, отказавшимися признать ее больной или одержимой[1032]. Наиболее подробно автор, принадлежавший к партии «политиков», писал о реакции Генриха IV: король, озабоченный тем, что «сказки» (conies) Марты волнуют его народ и дают повод некоторым церковникам для новых протестов, распорядился отправить ее под арест[1033]. Выступления местных капуцинов, возмущенных подобным решением, закончились, по сообщению де л’Этуаля, высылкой самого активного из них из Парижа[1034]. Автор также приводил в своем «Дневнике» анонимные стихи, ходившие в то время по французской столице: в них случай Марты Броссье также рассматривался исключительно в рамках политической истории — в рамках политико-религиозного конфликта, который более всего волновал современников событий[1035].

Похожее отношение к нашей героине прослеживается и по анонимной «Апологии епископа Парижского» (Apologie pour Monsieur de Paris), точная датировка которой невозможна. Однако, поскольку представляла она собой своеобразную развернутую «рецензию» на только что прочитанное сочинение Мишеля Мареско, следует предположить, что этот текст писался в конце мая-июне 1599 г.[1036] Автором, вне всякого сомнения, выступал представитель католической церкви и, возможно, член партии «спиритуалов». Кроме того, судя по тексту, он входил в состав епископской комиссии, которая осматривала Марту Броссье 30–31 марта 1599 г. — той самой, членом которой был и личный врач Генриха IV[1037]. «Апология» была, впрочем, посвящена не столько данному случаю, сколько отличительным чертам одержимости как особого религиозного состояния[1038]. Автор упрекал Мареско в том, что тот не постеснялся опозорить епископа Парижского, который провел все необходимые в подобных ситуациях процедуры с соблюдением всех возможных правил и со всеми предосторожностями[1039]. Усомнившись в действиях Пьера де Гонди, Мареско тем самым обвинил его в подлоге (jmposture), что было совершенно недопустимо для истинного католика[1040]. Свое основное внимание, тем не менее, наш анонимный автор — как и Пьер де Берюль — уделял проблеме юрисдикции. С его точки зрения, процессы об одержимости (к которым он относил и дело Марты, хотя сам воздерживался от того, чтобы высказать собственное мнение о ее состоянии[1041]) должны были находиться исключительно в ведении Церкви[1042].

Стремление рассмотреть «казус» Марты Броссье в рамках политико-религиозного дискурса присутствовало и у авторов, писавших позднее. Так, Габриэль Нодэ (1600–1653), французский ученый и библиотекарь, в своих «Политических рассуждениях о государственных переворотах» (1639 г.) отмечал, что Генриху IV удалось обернуть мошенничество Марты Броссье, поддержанное парижскими «спиритуа-лами» и Пьером де Берюлем, на пользу своей религиозной политике[1043]. Хотя данное дело и заставило короля, как новообращенного католика, уверовать в таинство евхаристии[1044], в одержимости девушки он заподозрил обман и, прежде чем передать ее экзорцистам, потребовал, чтобы ее осмотрели «врачи и хирурги». Заключение медицинской комиссии и судебное решение по данному делу изложил в своем «маленьком трактате» Мишель Мареско, чей главный вывод разделял и Нодэ[1045].