Дела семейные

— Рокси, да они у нас всегда были тощими, — хихикнул он, успокаивая жену. — Помнишь нашу игру, когда мы им пересчитывали ребра, — как на пианино играли?

Роксана заулыбалась и пошла на кухню, оставив на столе поильник Наримана, чтобы немного остудить свежезаваренный чай.

Интересно, сколько он сможет поддерживать наружное спокойствие, думал Йезад. Хотя выбора у него нет: если он сорвется, отчаяние сломит всю семью. Он, уже в который раз, напомнил себе, что все в руках Божьих, и вышел на балкон.

Ссутулившись над перилами, он смотрел на улицу внизу. Попугай на третьем этаже дома напротив безостановочно прыгал по клетке, передвигаясь из стороны в сторону, стукаясь о прутья. Йезад вздрогнул. Была бы это его птица, он открыл бы клетку и выпустил попугая на волю.

Чтобы не видеть его, он вернулся в комнату. Поильник стоял на столе. Потрогал, убедился, что чай остыл, и хотел было кликнуть Роксану с кухни, но остановился.

— Чиф, чай пить будете?

— Ум-м-м.

Йезад присел на край дивана и приложил носик к губам Наримана. Из угла рта побежала тоненькая струйка.

— Упс, извините, чиф, это носик с половинкой.

Взял салфетку, лежащую наготове рядом с подушкой, вытер Нариману подбородок. Сильно отросшая грубая щетина цепляла ткань. Цирюльник уж давненько не заходил — нечем платить ему.

— Хорошо хоть у вас медленно растет борода, чиф, а то стали бы похожим на Карла Маркса.

Нариман попытался улыбнуться, Йезад снова поднес поильник к его губам. Он сообразил, под каким углом нужно направлять носик, чтобы чай попадал в рот. И еще сообразил, что впервые за многомесячное пребывание Наримана в доме сидит так близко к нему.

Поильничек маленький, но ушло немало времени, чтобы его опорожнить. Когда чаепитие закончилось, Нариман поднял трясущуюся руку и положил на руку Йезада. Две руки вместе держали поильник, вместе дрожали.

«Это он меня благодарит», — понял Йезад. Взглянул на руку с давно не стриженными ногтями-костяшки пальцев похожи на прибрежную гальку, открытую всем стихиям, кожа почти просвечивает, обнажая плоды работы времени, прожитых лет.

— На здоровье, чиф, — с трудом прошептал Йезад.

Он отнес поильник на кухню. Роксана решила, что муж хочет напомнить ей о чае.

— Так он же пустой, — удивилась она, заглянув в поильник, но в тот же миг поняла, что Йезад сделал. У нее задрожали губы.

— Он все выпил, — сообщил Йезад и вышел из кухни.

В комнате он выдвинул ящик туалетного столика Роксаны, порылся в нем, нашел, что искал.

— О’кей, чиф, приведем в порядок ваши ногти.

Он хотел начать с большого пальца, но Нариманова рука ходила ходуном в его руке, и он никак не мог захватить ножницами ноготь.

— Попробуем другой способ.

Йезад сел на край топчана, закинув ногу за ногу, положил руку Наримана на колено, прижал его пальцы своей рукой и стал орудовать ножницами. Ножницы щелкали, по комнате разлетались твердые желтые полумесяцы.

— Вот так вот! Что скажете?

— Пре-пре-восходно.

Но сухие ногти не столько отстригались, сколько отламывались, оставляя неровные зубцы. Йезад выдвинул пилку и принялся опиливать ногти, чем вызвал улыбку на губах Наримана.

— Ну как, лучше? — спросил Йезад.

— Ли-лишен когтей… Б-безвреден.

— Только не вы, чиф, с вашим-то острым языком!

Оба засмеялись. Йезад собрал с пола обрезки ногтей на старую газету.

— Знаете что, чиф, давайте и ноги заодно приведем в порядок.

— Н — не утруж-ж-дайтесь.

— Никакого труда.

Йезад уселся в ногах Наримана. Ногти ног оказались совсем жесткими, они почти ороговели, загнулись, как птичьи клювы. Он посмотрел через плечо, увидел слезу на щеке Наримана и быстро отвернулся, сделав вид, что не заметил.

После завершения и этой процедуры, когда обрезки всех ногтей были завернуты в газету, Йезад предложил:

— Не заняться ли нам бритьем, чиф? Вы, кажется, захватили с собой бритву?

Бритва обнаружилась в чемодане вместе с кисточкой и мылом. Но лезвие затупилось и густую щетину взять не могло. Йезад достал новое лезвие из собственного запаса и пошел на кухню за горячей водой.

— Бриться? — спросила Роксана, глянув на пятичасовую тень на щеках мужа.

Он кивнул. Развернул полотенце на груди Наримана и хорошенько взбил пену, чтобы умягчить щетину. Нариман поджал губы, освобождая кисточке место под носом.

— Порядок, — сказал Йезад и окунул бритву в горячую воду.

Он начал от уха, стараясь натягивать обвисшую кожу щеки, что оказалось не так-то просто. Нариман помогал, как мог, надувая щеки, пытаясь отвести рот вбок.

Йезад работал над подбородком, когда вошла Роксана и застыла на пороге при виде мужа, склонившегося над отцом, — не случилось ли чего? Поняв же, чем он занят, она молча прикрыла рот ладонью.

Йезад закончил бритье, тщательно вытер остатки мыла с крыльев носа и мочек ушей. Собрав бритвенные принадлежности, он встал и только тут увидел жену, стоящую в дверях. Ее глаза светились такой благодарностью, что Йезад виновато потупил взгляд.

К вечеру пришел Джал с пакетом продуктов.

— Опять у меня излишки, — весело объявил он. Надеюсь, вы не откажетесь.

— Нет, это очень кстати, — сказала Роксана, хоть и не была уверена в реакции Йезада.