Дела семейные

Все было решено. Натужные шутки и преувеличенное внимание к мелочам помогали сохранять приличия, пока шли приготовления к переезду. Со шкафа был снят чемодан и аккуратно протерт от пыли. Куми подносила к кровати охапки белья и одежды и раскладывала на его одобрение.

Нариман, не глядя, говорил «да». «Она так оживилась, – думал он, – будто идут сборы на отдых».

Джал осведомился, собирается ли он взять с собой книги и какие именно. Он ответил, что не знает.

– Хорошо, скажешь нам потом, мы же всегда можем подвезти все, что тебе нужно.

Джал упаковал в пластиковый пакет безопасную бритву Наримана, пасту для бритья и кисточку. Вручил пакет Куми, чтобы она уложила его в чемодан.

Куми уложила пакет под рубашки.

– Тебе бороду надо отпустить, папа, и не возиться с бритьем. Ты у нас философ, тебе нужно бороду носить.

– Верно, – согласился Джал, – сократовскую бороду.

Нариман улыбнулся. Как оба стараются.

– Ничего не забыли?

Нариман покачал головой. Была бы фотография Люси, попросил бы положить в чемодан. Но Ясмин сожгла все фотографии, все до единой. На раскаленных углях в той самой серебряной кадильнице, которую разжигала для вечерней молитвы.

Может быть, оно и к лучшему. Пришлось полагаться только на память. Образ Люси невозможно сжечь.

* * *

На другое утро Куми дала ему дополнительную таблетку обезболивающего на дорогу. Она без конца проверяла, все ли собрано, не забыла ли чего.

– Джал, ты положил стакан, в котором папа держит протезы?

– Да неважно, – вмешался Нариман, – найдется у Роксаны стакан для моих тридцати двух.

– Если даже и забыли что-то, так мы отдельно привезем. – Джал испытывал неловкость от возбуждения сестры и старался унять ее.

– Лучше все проверить, а то Роксана еще скажет, что я плохо смотрю за тобой.

Куми побежала в ванную. Ненавистный стакан стоял на полочке. Она стряхнула с него капли воды и завернула стакан в оберточную бумагу.

– Ну вот, папа, теперь, кажется, все.

– «Скорая» подъехала, – возгласил Джал от окна.

«Бедные дети, – думал Нариман, – им трудно скрыть нетерпение». И он их не винил. Вина лежала на тех, кто тридцать шесть лет назад устраивал брак, на своевольных организаторах трагедии. Он так и слышал голоса родителей после бракосочетания:

«Теперь твоя жизнь налажена, и мы можем умереть спокойно».

Что они и сделали годом позже. Прожили достаточно долго, чтобы выполнить свой долг, но не дожить до результатов содеянного ими.

Двое мужчин в мешковатых белых халатах и шлепающих кожаных сандалиях внесли носилки. Водитель дал Джалу на подпись квитанцию с графой «время прибытия» и уточнил адрес.

Санитары сдвинули Наримана на край кровати, подставили носилки. Они умело перекатили его на носилки, подоткнули простыню и посоветовали держать глаза закрытыми. Понесли носилки из спальни, осторожно пройдя дверь. Куми и Джал шли позади.

В коридоре Нариман открыл глаза и увидел мрачные портреты предков на стенах. Как странно они взирали на него – будто они живые, а он мертвец.

Носилки вздымались и опускались, как лодка, колеблемая волнами, и от этого казалось, будто предки кивают ему. Кивают, сходясь во мнениях относительно его судьбы, относительно его ухода из этой квартиры.

Он думал, не в последний ли раз видит знакомые лица. Захотелось попросить санитаров пронести его по всем комнатам, дать ему все рассмотреть и запомнить, прежде чем за ним закроется дверь.

Глава 5

Гамма, исполненная на легато, поплыла вверх с первого этажа «Приятной виллы». «Как сладостно может звучать обыкновенное до-ре-ми», – думала на третьем этаже Роксана, тихонько подпевая скрипке.

Октава закончилась, и она крикнула с кухни:

– Джехангир, собирайся. Вода согрелась!

Скрипка пропела мажорную гамму в другой тональности. Джехангир не обращал внимания на призывы матери: он сосредоточенно подыскивал верное место для фрагмента головоломки – в данную минуту это было важнее всего.

– Джехангир, вода закипает. И я тоже, предупреждаю.

– Сегодня не моя очередь.

– Без фокусов. Мурад мылся вчера. И побыстрей – вода впустую выкипает.

Тень пала на незавершенное озеро Комо. Он поднял глаза – рядом стоял отец.

– Ты не слышишь, что мама говорит? Немедленно иди, не заставляй ее кричать.

Роксана почувствовала нежность к мужу. Она никогда не знала, чью сторону он примет – ее или детей.

Джехангир отложил головоломку, Йезад взялся за нее.

– Твой сын совершенно свихнулся. Так сосредоточился, будто ищет свое место в мире.

Йезад повертел синий кусочек, над которым бился Джехангир, попробовал приладить его к разным местам на озере Комо и сдался.

– Еще не время для этого кусочка. Сначала сложи побольше.

– Знаю, – откликнулся Джехангир, снимая свое полотенце с веревки, протянутой через всю комнату от его кровати до Мурадовой. В дождливые дни, когда стираное нельзя вешать на балконе, веревка превращается в ароматную завесу из мокрого белья.