Читаем Дела семейные полностью

Не то он где-то читал, не то слышал, что у женщин при беременности бывают такого рода капризы. Улыбка еще не сошла с его губ, а на душе стало очень серьезно. И весь сегодняшний вечер показался значительным. Испытывая какую-то робкую нежность, он подошел к Вике, обнял ее, она прижалась к нему головой. Очень тихо было в комнате, только в углу, словно мышь, шуршала Евдокия Яковлевна да звонко стучали ходики... И так хорошо ему стало, что бесповоротное решение не уходить отсюда пришло само собой. Это решение разом покончило с неопределенностью, его тяготившей, оно освободило от забот о том, как им встречаться зимой и что будут говорить люди.

— Я не уйду от тебя сегодня, — сказал он. Она ничего не ответила, только сунула свою горячую руку ему под рубашку. — И завтра же мы пойдем в загс, — шепнул он.

Вика быстро отпрянула от него.

— Нет, нет и нет! — твердо сказала она. — Леня, я ведь никого и никогда не любила так. Тебя люблю первого, а то, что случилось у меня до тебя, это было мое любопытство и ошибка. Но ведь я словно живу и за себя и за тебя сразу. Я точно знаю, что, если мы распишемся, тебе будет плохо.

— Это не может быть, — ответил Леня. — Кто бы ни был твой отец, на тебя это не может распространяться...

— Ленечка, ты никого не слушай! — вдруг вмешалась в разговор Евдокия Яковлевна. Это было настолько неожиданно, что они оба вздрогнули. — Тебе не надо стыдиться Петра Курбановского. Петра Курбановского сам Ворошилов отмечал. Он еще вернется, мой Петя...

Вика с ужасом смотрела на мать, на ее словно спекшееся, как при большой температуре, лицо. И тут Леня подошел к маленькой старушке, наклонился к ней, взял ее сморщенные, пахнущие кухней руки в свои и поцеловал одну и другую.

— Все будет хорошо, Евдокия Яковлевна, — сказал он. — Свадьбу отпразднуем.

— Свадьбу обязательно нужно, — убежденно сказала старуха. — Чтобы все было как у людей... — Она заговорила что-то свое, засуетилась и ушла.

Когда они остались одни, Вика спросила:

— Ты слышал, как это она сказала, о свадьбе?

— Конечно, слышал, — ответил Леня с недоумением. — А что?

— Да ведь это она как здоровая сказала!

— Ну вот видишь, значит, все будет хорошо!

Вика с выражением сомнения покачала головой.

— А как будет у тебя дома? — спросила она, так как Леня уже рассказал ей о своем разговоре с сестрой.

— Ну, это как они там хотят.

— Нет, это нельзя так, против отца и матери. Знаешь, что нужно сделать? Мне очень хочется сегодня тебя оставить здесь, очень! Но нужно сделать совсем не так. Тебе нужно поехать домой, рассказать обо всем родителям, потом мы вместе приедем к ним. Мне это нелегко будет, но все должно быть по-человечески.

Однако добиться, чтобы Леня в эту ночь уехал домой, она не смогла. Утром они вместе вышли на работу.

Погода была серенькая, к дождю, Кузьмичев под навесом колол дрова. Следуя внезапному побуждению, Леонид крепко взял Вику под руку и подвел ее к старику. Кузьмичев, выпрямившись, взглянул на них вопросительно и вытер пот со лба.

— Можете нас поздравить, товарищ Кузьмичев! — торжественно сказал Леонид.

— И от всей души! — ответил Кузьмичев.

<p><strong>10</strong></p>

Леля ничего не рассказала Нине Леонидовне о разговоре с братом. Но Нина Леонидовна, поразмыслив и сопоставив появление на столе у Лени фотографии девушки с неприятно-вызывающим выражением лица с тем, что он время от времени стал ночевать вне дома, пришла к некоторым выводам и решила, что ее родительский долг повелевает ей предостеречь сына и оказать ему моральную поддержку. С сыном надо было поговорить, и это, конечно, удобнее всего было бы сделать отцу. Но Владимир Александрович категорически отказался, заявив, что Леонид уже взрослый человек и, пока он сам не начал разговора с родителями на эту тему, им не следует вторгаться в его жизнь. Когда же Нина Леонидовна заспорила, Владимир Александрович пустился в либеральные рассуждения, хорошо ей знакомые.

— Я доверяю здравому смыслу Лени.

— Но откуда у Лени может быть здравый смысл? Вспомни хотя бы историю с институтом внешних сношений.

— Как раз именно эта история и доказывает, что наш сын человек, способный выбрать себе дорогу в жизни.

— Пока я этого еще не вижу.

— Увидишь...

— Нет!

— Да!

— Нет!

— Да!

Разговор зашел в тупик.

Высоко подняв свою красивую голову и зная, что она хороша, Нина Леонидовна по старой памяти сыграла роль оскорбленной королевы и эффектно вышла из кабинета мужа. Потом она тихонько поплакала, так, чтобы слезы не повредили щекам и ресницам, и привела лицо в порядок. Что ж, ей придется самой поговорить с сыном. Если муж остался таким же легкомысленным человеком, каким был всегда, что с этим поделаешь?

Перейти на страницу:

Похожие книги

И власти плен...
И власти плен...

Человек и Власть, или проще — испытание Властью. Главный вопрос — ты созидаешь образ Власти или модель Власти, до тебя существующая, пожирает твой образ, твою индивидуальность, твою любовь и делает тебя другим, надчеловеком. И ты уже живешь по законам тебе неведомым — в плену у Власти. Власть плодоносит, когда она бескорыстна в личностном преломлении. Тогда мы вправе сказать — чистота власти. Все это героям книги надлежит пережить, вознестись или принять кару, как, впрочем, и ответить на другой, не менее важный вопрос. Для чего вы пришли в эту жизнь? Брать или отдавать? Честность, любовь, доброта, обусловленные удобными обстоятельствами, есть, по сути, выгода, а не ваше предназначение, голос вашей совести, обыкновенный товар, который можно купить и продать. Об этом книга.

Олег Максимович Попцов

Советская классическая проза
Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза