Появление Лены было совершенно неожиданным, поэтому у Ореста Ивановича не оказалось никакого угощения. И в комнате против обыкновения был беспорядок: в связи с событиями последних месяцев заботы о быте отошли у них с Игорем совсем на десятый план. Но Орест Иванович не заметил и тени разочарования на лице у Лены, как не заметил и смущения, с которым девушка, по его мнению, должна была бы в первый раз прийти на показ к родне будущего мужа.
И вдруг он понял: чего же ей разочаровываться или удивляться? Ведь ей же здесь не жить. И он этого не хочет, и она, вероятнее всего, не согласится. Если бы тут у них не один, а пять диванов стояло, пять люстр и пять ковров бы висело, похоже, что Лене это было бы безразлично. Орест Иванович почувствовал, что рано или поздно она его сына уведет за собой, сделает это черное дело, хотя глаза у нее и добрые.
Все же он попытался быть гостеприимным, что-то подать на стол, приготовить. А его сын доверчиво и влюбленно смотрел на Лену. Тщетно пытался Орест Иванович уточнить, о чем они вполголоса переговаривались, но так ничего и не понял. Ну ладно, Игорь хоть операцию перенес, еле языком ворочает, а Лена-то чего же боится, как человек, рот раскрыть? Мурлычет что-то на каком-то птичьем языке. Орест Иванович уже был посвящен в то, что Лена на четыре года старше Игоря и уже находится в разводе, поэтому ему казалось особенно нелепым, что она как будто корчит из себя девочку.
– Знаете что, – вдруг сказала Лена, увидев, что Орест Иванович собирается жарить яичницу, – если можно, я лучше сырое яйцо выпью. Я очень люблю сырые.
Орест Иванович растерялся и стоял с чайником в руках, не зная, ставить ли его на газ, или Лена предпочитает вместо чая пить сырую воду.
– До свидания, – приветливо сказала она, выпив яйцо и не дожидаясь другого угощения. – Игорек, я побегу сейчас за Алкой в Гнесинское. Позвони вечером после одиннадцати.
Когда она убежала, Орест Иванович спросил:
– Что это еще за Алка?
– Девочка ее…
– Ах, еще и девочка имеется?
– Да, – мужественно сказал Игорь, – имеется.
С одиннадцати вечера до двенадцати Игорь сидел у телефона. Сам он почти ничего не говорил, а Лена щебетала так громко, что голос ее Орест Иванович слышал даже в соседней комнате. А может быть, ему это казалось. Вроде бы такой односторонний разговор не мог сильно ему мешать, но выдержать его в течение часа оказалось безумно трудным. Орест Иванович готовился к тому, чтобы излить свое недовольство, но Игорь его опередил.
– Тебе большой привет, – сказал он.
– Спасибо…
– Знаешь, она ведь очень хорошая.
Орест Иванович приподнялся и сел на диване.
– Чем же она такая хорошая? Одну семью уже развалила.
Игорь сморщил свой зашитый лоб и пожал плечами.
– Почем ты знаешь, может, не она развалила.
– Первая баба у тебя, поэтому и думаешь, что лучше нет.
Тогда Игорь сказал почти грубо:
– Знаешь, давай лучше не будем!..
– Что это значит «не будем»? – взорвался Орест Иванович. – Не касается это меня, что ли?..
Оба они долго не могли успокоиться. Утром Игорь хмуро сказал отцу:
– Я думал, ты рад будешь. А то бы она сюда не пришла.
– Да пусть приходит! – с надрывом кинул Орест Иванович. – Они сейчас все такие. Зачем тебе лучше, чем другим?
Весь день он не мог взять себя в руки. Вспоминал в деталях собственные романы, которые по возможности держал в тайне от окружающих, хотя стесняться ему было некого и нечего: он был человек свободный. Вспоминал короткие и однозначные беседы по телефону из общей квартиры со своими избранницами. Конечно, это была не та любовь, от которой теряют голову. Но уж зато все было прилично, не напоказ. А эта приходит без всякого стеснения, в брюках, сырые яйца ест.
– И ты меня извини, – сказал он вечером Игорю. – Не хочется мне тебя отдавать. Все-таки один ты у меня…
Но полностью уступить Игоря и не пришлось: Лена, состоя в невестах, появлялась и уходила. Орест Иванович теперь не торопился со службы домой: ему хотелось, чтобы Лена ушла без него. Следы ее присутствия оставались в виде забытой у телефона записной книжки, гребенки и заколок в ванной, завернутых в газету детских ботинок или ее собственных стареньких босоножек, предназначенных для ремонта. Еще чаще наталкивался Орест Иванович на какие-то забытые таблетки: от головной боли, сердечные, желудочные. Можно было подумать, что в гостях побывала не двадцатисемилетняя молодая женщина, а старушка пенсионерка. Нашел он и несколько направлений – к рентгенологу, на сдачу крови из вены, к невропатологу…
– Да что за черт? – спросил он у Игоря. – Чего это она все лечится? Когда же она работает-то?