– Я вино не пью, – коротко сказала Аля. И поймала тревожный Дуськин взгляд, который она перекинула на нее со своего любезного.
«Чего это она? – удивилась Аля. – Нужен он мне, идол такой немой!» Она любила ребят веселых, с интересным разговором. Может быть, потому и поддалась тогда своему несостоявшемуся жениху, который знал подход, умел голову закрутить.
– Я улицу пойду погляжу, – поняв, что нужно уйти, сказала она Дуське.
– Далеко не уходи, а то с милицией разыскивать придется, – отозвалась Дуська, сразу успокоившись.
Аля сбежала по лестнице и долго ходила по скверику возле завода. Ходила, пока совсем не стемнело и не осталось ребятишек, только кое-где сидели на лавочках парочки. Уйти далеко Аля не решалась. И когда ей уж очень захотелось спать, она рискнула тихонько стукнуть в дверь. Открыла ей Дуська не сразу. Аля увидела, что ее матрасик постелен теперь в кухне, между столиком и газовой плитой. Жоркина кепка висела в коридоре на вешалке.
– Слушай-ка, – шепотом сказала Дуська. – Ты меня при нем тетей Дусей не зови. Какая я тебе тетя? Всего лет на десять постарше… Я сказала, мы подруги. Поняла?
4
Был конец ноября, а снегу уже насыпало много. На заводской территории все пиломатериалы занесло. Груды отходов – как снежные горки для ребят. У входа в отделочный стоят друг на дружке прикутанные брезентами, рогожами готовые отполированные гардеробы, письменные столы. Нижние прямо в снегу.
«Руки отшибить надо!» – подумала Екатерина Тимофеевна, хотя и знала, что со складскими помещениями плохо, а заказчики не спешат брать: импортная мебель перебивает.
Вошла в полировку, где было очень тепло, даже жарковато: на большой плите грелось несколько клеянок с густым казеином. И хотя крутился вентилятор, в цехе жил густой спиртовой запах. Но для Екатерины Тимофеевны это было привычно.
– Что ж ты бутылку-то не заткнешь! Ведь выдыхается политура, – остановилась она возле крайней работницы. – Если думаешь, Клава, ребенка в санаторий летом посылать, с заявлением не тяни, теперь подавай.
Тут же заметила, что у другой, у пожилой работницы руки в бинтах, только коричневые пальцы свободные.
– Что это ты, Лиза?
– Да вот лак…
Оказалось, лак выдали едкий. Екатерина Тимофеевна удивилась: почему же не слили и обратно в лабораторию не отправили? Сменный мастер стал оправдываться: хотел слить, а они, чертовы куклы, не дают. Говорят, что очень спорый этот лак. Раз-другой им покроешь – шик и блеск!
– А руки травить?
– Что руки! – усмехнулись полировщицы. – Кожа слезет, новая нарастет, а к празднику деньги нужны.
Екатерина Тимофеевна сама собрала с верстаков банки с темным густым лаком. Сказала мастеру:
– Вот я на тебя охрану труда напущу. У вас в голове-то что есть или нет?
И пошла к верстаку, где работала Дуська Кузина.
– Здравствуй, Дусенька!
– Привет, Катюня!
Через Дуськино плечо Екатерина Тимофеевна заглянула, как работает ее ученица. Аля, пригнувшись и чудно закусив губу, усердно терла ватным тампоном по кроватной филенке. «Правильно действует, – отметила про себя Екатерина Тимофеевна, – на края налегает, а середка, она сама заполируется». И спросила громко:
– Как ученица твоя, Дусенька? Давно она у тебя?
– Да месяца три, наверное…
– А не больше? Помнится, летом их набирали. Когда ж на разряд выводить ее думаешь?
Дуська быстрым, по-птичьи зорким взглядом оглянулась сперва на Екатерину Тимофеевну, потом на Алю. Быстрые пальцы еще ловчее завертели деревянный карнизик от шкафа.
– Далеко ей еще до разряда. Загрунтовать кое-как загрунтует, а изделие ей самой кончить слабовато. Пробовала давать: она масла наворотит, да и размазывает год целый… Чего она заработает, одну-то ее работать поставить?
Екатерина Тимофеевна заметила, как щеки у Али вспыхнули, она почему-то зажмурилась и низко наклонилась над верстаком. Екатерина Тимофеевна оценила обстановку.
– Одно из двух, Евдокия Николаевна: или она дурочка круглая, или ты плохо учишь, – спокойно сказала она. – За полгода медведя выучить можно.
– Так возьми да научи, – сухо отозвалась Дуська. – Думаешь, она мне нужна больно? Копейка ее, что ли, на меня идет? Слава богу, сама больше других зарабатываю.
– И хорошо. Никто тебя ни в чем не подозревает, – еще спокойнее пояснила Екатерина Тимофеевна и сделала знак Дуське, что шума не надо. Тем более что другие бросили работать, стали прислушиваться.
Кто-кто, а Екатерина Тимофеевна, сама отработавшая в цехе чуть ли не пенсионный срок, знала, есть ли выгода мастеру иметь ученицу. Если уж действительно неспособная какая-нибудь попадется, то с такой только горя хватишь и время зря проведешь. А если маломальски сообразительная девчонка, то она плохо-бедно в месяц на пятнадцать-двадцать рублей наработает для мастера. И за обучение та получит еще десять рублей. Вот некоторые и тянут, не торопятся на разряд выводить. Все секреты отделки на конец приберегают, держат учениц на самых простых операциях.
Ссориться с Евдокией Кузиной, тем более при всем честном народе, Екатерине Тимофеевне не хотелось. Все-таки когда-то подругами были.