Дела семейные (сборник)

– Я его беру. А тебя прошу как можно скорее уехать.

Люся вытерла слезы и попробовала заикнуться насчет денег на обратную дорогу, но Орест Иванович отказал наотрез. До вокзала он ее не проводил, довел только до ближайшей станции метро. У него сложилось впечатление, что Люся действительно едет в свой Любим без билета. И еще он отметил про себя, что после вступления в новое замужество она стала куда менее агрессивной.

Когда на следующий день утром Игорь проснулся, матери уже не было. Орест Иванович замер и выжидал, что спросит мальчик. Но тот молчал.

Потом слез с дивана, подошел к столу и потрогал пальцами чайник: это был намек на то, что он хочет чаю. Потом Игорь не выдержал и протянул руку к калачу, который Орест Иванович для него же и приготовил.

– Пойди вымой руки, – сказал отец.

Мальчишка поплелся на кухню и через двадцать секунд вернулся.

– А лицо?

Игорь покорно пошел снова. На этот раз вода шумела дольше. Полотенца он не нашел и явился весь мокрый. Он перестарался, холодная вода текла с волос, щеки и нос были красные.

– Ну, садись, – сказал Орест Иванович.

Он смотрел, как мальчишка жадно, всем ртом кусает калач, и понял, что в Любиме его не больно сладко кормили.

– Разжуй, потом глотай, – уже добрее заметил он сыну. – Куда ты торопишься?

Потом Орест Иванович смекнул, что не стоит так уж стоять над душой у парня, которому все-таки уже восемь лет. Он отошел от стола и сделал вид, что чем-то занят.

«А волосы у него мои, – подумал он, оглянувшись на Игоря, на его темно-русый с завитком затылок. – Хоть что-нибудь…»

…Это было воскресенье. Оставив Игоря одного, Орест Иванович вышел на улицу к телефону-автомату. В квартире, где он жил, тоже был телефон, но Орест Иванович не хотел быть кем-нибудь услышанным.

– Лиля, – сказал он, слегка прокашлявшись, – слушай, тут вот какое дело…

Лиля, с которой Орест Иванович был близко знаком вот уже более года, не была посвящена в тайны его биографии и не подозревала о существовании у него какого-то сына. Орест Иванович скрывал от нее, что он алиментщик, считая, что ущерба этим Лиле не наносит: она работала закройщицей в ателье закрытого типа и в материальной поддержке с его стороны не нуждалась.

Сперва Лиля восприняла сообщение как розыгрыш, потом сказала:

– Ну, знаешь!

Орест Иванович тоже был задет: он вправе был ожидать, что Лиля проявит хоть какой-нибудь интерес, спросит, по крайней мере, сколько лет его сыну, как его зовут. Но она сослалась на то, что сейчас ей разговаривать некогда, когда освободится, то позвонит. Он повесил трубку и хлопнул дверцей автоматной будки.

Игоря он застал дома сидящим в углу, прямо на полу. Мальчик теребил в руках старую полевую сумку, оставшуюся у Ореста Ивановича после фронта. Еще за дверью он услыхал, как Игорь бормочет нараспев:

И пусть только белый попробует,
Протянет к нам лапу свою!..

Игорь увидел отца и испугался, не станет ли тот бранить его за сумку.

– Играй, играй, – хмуро, но миролюбиво сказал Орест Иванович. Тем более что в его холостяцком, одиноком хозяйстве не имелось ни одной другой вещи, которой можно было бы заинтересовать восьмилетнего мальчишку.

После телефонного разговора с Лилей Орест Иванович несколько дней пребывал в неважном настроении. А Игорь держался пугливо: не понимал, в чем дело, думал, что отец им недоволен.

Как-то вечером они укладывались спать. Мальчишка возился с ремешком, украдкой косясь на отца.

– Бери подушку, ложись ко мне, – вдруг сказал Орест Иванович сыну.

Тот покорно подошел. Отец подсунул ему руку под голову, но оба долго лежали молча. Потом Орест Иванович почувствовал, что мальчишка заснул, и попытался свою руку освободить.

Но тут же пальцы Игоря прошлись по лицу отца, и его маленькая жесткая рука крепко схватила его за шею. Орест Иванович не отстранился, хотя Игорь вроде бы опять на ночь рук не вымыл. Он подумал о том, что, наверное, там, в Любиме, Игорь спал не один, может быть, с сестренкой. Вряд ли он хотел обнять именно его, к которому, конечно же, еще не привык. Днем пока Орест Иванович никаких проявлений ласки от Игоря не видел.

«Как же все-таки мы с ним будем?.. – спросил себя Орест Иванович, думая о тех сложностях, которые внес сын в его одинокую, но свободную жизнь. – Что я ему скажу, если он о матери вспомнит? Или о сестренке?»

– Скажи-ка, вы там… очень плохо жили? – однажды решился спросить он сам у сына, не рискуя назвать все своими словами.

Мальчишка молчал, но Орест Иванович видел, что тот понял, о чем его спрашивают.

– Мы через забор дрова тырили, – вдруг сказал он.

– Как же так?.. Своих, что ли, не было?

– Ага.

– И кто же тебя посылал? Мама?

– Нет. Бабка, у какой мы жили. А мама говорила, не ходи, убьют.