Дела святейшие

Некоторое время дела шли неплохо. Троица объедалась пирожными, покупала самые дорогие игрушки и уже подумывала прикупить в центральном магазине гоночный велосипед, как все закончилось страшным скандалом: доходный бизнес погубило неумение останавливаться вовремя. Детишкам вдруг подумалось, что история, с которой они выходили на публику, не слишком увлекательна, следовало бы добавить чуток деталей. И чем более душераздирающими будут эти детали, тем щедрее им станут подавать. Фантазии Зосе было не занимать, и вскоре достопочтенная варшавская публика внимала новым ужасающим подробностям из жизни сирот: «Мама у них умерла, и дом сгорел... А папа пьяница... Бабушка продала все имущество и уехала в Америку... Они живут под мостом, в коробке из-под апельсинов, а еду отбирают у собак...»

В округе росло возмущение, люди никак не могли взять в толк, как такое могло произойти в самом центре Европы и куда только смотрят власти? Чудовищной историей заинтересовался сам мэр. Подъехав к детишкам со всей своей свитой, он буквально за пять минут вытряхнул из маленьких негодяев правду: две сестры и мальчик приезжали каждое утро к костелу из соседнего городка. Разумеется, хорошо выспавшись и плотно позавтракав. Родители их живы, здоровы, вполне обеспечены и пребывают в святой уверенности, что малышня под наблюдением старшей сестры до обеда гуляет и загорает на пляже.

Всыпали тогда Зосе по первое число. Но почему-то больше всего девочке запомнились не угрозы и возмущение взрослых, а унижение, перенесенное от одноклассников. Те, конечно, втайне завидовали ее финансовому успеху, но перед взрослыми выложились по полной программе: и собрание устроили, и бойкот объявили, и еще долго дразнили ее «толстой побирушкой».

План мести Зося вынашивала все лето. А уже третьего сентября город был буквально окружен кольцом врачей и прокурорских работников. Практически все учителя и ученики единственной в городе школы лежали в больнице с жестоким расстройством желудка. В поисках источника страшной эпидемии столичные чиновники перевернули весь город и его окрестности. Анализы брали у людей, домашних животных и даже птиц, пролетающих на зимовку, тщательно исследовали воду и почву, проверили всех поставщиков мяса, фруктов, а также их родственников. И долго бы еще пришлось ломать голову, что за странный мор напал на жителей вполне чистого и благополучного городка, если бы загадочная болезнь непостижимым образом не обошла нескольких человек. По странному стечению обстоятельств все они были или друзьями, или членами семьи Зоей Поплавской. Данный факт заинтересовал не только медиков, но и полицию. В результате несложного расследования выяснилось: некая толстая девочка все лето ходила по столичным аптекам, в больших количествах скупая слабительное.

На этот раз инцидент в школе разбирать не стали: Зоею отчислили без всяких собраний. Документы передали инспектору по надзору за несовершеннолетними, и всей окрестной детворе категорически было запрещено с ней дружить. Родителям девочки ничего не оставалось делать, как отправить Зоею на другой конец страны, к бабушке, подальше от разъяренных жителей города.

Ссылка пошла девочке на пользу. Ее больше никто не кормил пирожными, она заметно вытянулась, похудела и, как следствие, похорошела. Вот только ее характер от этого лучше не стал. Все так же, исподтишка, Зося пакостила окружающим, доводя бедную бабушку до слез, и в конце концов рассорила ее почти со всеми соседями.

Очередного апокалипсиса удалось избежать лишь благодаря проезжавшему мимо немецкому дальнобойщику. Влюбившись в белокурую полячку, он уговорил ее бежать с ним. Девушке к тому времени исполнилось шестнадцать, она чувствовала себя совершенно взрослой, и совета ей спрашивать было не у кого — родители давно поставили на ней крест.

Года два Зося колесила со своим любовником по разным странам, спала в машине, мылась в дорожных забегаловках. Годам к восемнадцати ей это изрядно надоело, и, без всяких объяснений, на очередной стоянке, она пересела в проезжавшую мимо машину с голландскими номерами и укатила в неизвестном направлении, бросив несчастного немца проливать слезы на обочине.

Надо заметить, что два предыдущих года стали для полячки неплохим университетом: в любом европейском городе она чувствовала себя как дома, довольно сносно говорила на нескольких языках, и потому, когда голландец предложил ей поработать в его ресторане, она, не раздумывая, согласилась — для нее это было лишь очередным приключением.