Дела святейшие

— Да какая разница: Жмеринка, Меринка... — Рыжеволосая грустно смотрела на пакеты. — Я сегодня туда в любом случае не доберусь. И продукты пропадут.

Девушка тоже перевела взгляд на увесистые сумки:

— А где эта Мариновка?

— Ну уж явно не здесь. А у меня сил нет туда ехать. Ладно, Бог с ним. Где-нибудь поблизости есть гостиница?

Рогнеда не могла понять, шутит та или просто немного не в себе.

— Гостиница? В Жмеринке? Откуда, это же дачный поселок...

Рыжеволосая стала еще грустнее:

— Ну да, конечно... Нет, в принципе все не так уж и плохо. По крайней мере с голоду я не умру... — Она огляделась с какой-то обреченностью. — Да и на улице не так уж и холодно.

Рогнеда смотрела на нее почти что с испугом:

— Вы что, на улице собрались ночевать?

— А какие у меня варианты? Я сегодня прилетела из Праги, я там живу... Воробьева сказала, чтобы я купила продукты и ехала в Меринку...

— В Мариновку.

— Все равно.

— Значит, вам негде ночевать?

— Почему же негде. — Рыжая снова с тоской посмотрела на густые заросли кустов. — Уж как-нибудь не пропаду на родных просторах... На станции на скамеечке переночую. Толстой же спал и ничего...

— Толстой умер на вокзале! — Рогнеда невольно потянулась к сумкам. — Идемте ко мне. А завтра я попрошу своего знакомого отвезти вас в Мариновку.

— С чего бы это? — Рыжеволосая приняла вздорный вид. — Вы меня совсем не знаете. Может, у меня в сумках не продукты, а, к примеру, топор?

— Ну ведь не топор? — улыбнулась девушка.

— Не топор... — Незнакомка вздохнула. — Там вино французское, сыр, икра и хлеб такой мягкий-мягкий... Конфеты опять же вкусные.

— Вот и прекрасно. — Рогнеда решительно взялась за ручки одного из пакетов. — Пойдемте и съедим эти конфеты. А сыр с вином — так это просто здорово.

— Но ведь неудобно? — Ореховые глаза глянули жалобно.

— Удобно, удобно... Идемте, здесь два шага.

2

Рогнеда с удивлением и завистью смотрела на новую знакомую. Осознав, что ночевать ей придется на другом конце Подмосковья, та погоревала секунд тридцать, после чего с непостижимой легкостью принялась обживать незнакомый дом. Первым делом нашла кухню, выяснила, как работает газовая колонка, включила воду, протерла стол, быстро разобрала пакеты, не забыв предварительно проверить, в порядке ли холодильник и, не спрашивая хозяйку, выбросила из него явно залежалые продукты.

— Кстати, мы так и не познакомились.

Покончив с разбором продуктов, рыжеволосая сполоснула руки и поискала глазами полотенце.

— Меня Даша зовут.

— Меня — Рона.

Достав из шкафа чистое полотенце, девушка протянула его гостье.

— Рона? — Гостья на секунду задумалась. — Что это за имя такое? В честь реки?

— Да нет... Рона — сокращенное от Рогнеда, — хозяйка уже приготовилась к очередной порции шуток, но гостья лишь удовлетворенно кивнула.

— Рюриковичи мы? — спросила она.

— Почти. — Девушка слабо улыбнулась. — Гедиминовичи.

— Что, серьезно?

— Да.

— Вот здорово. Кстати, а где твои? — Даша отрезала от сыра тонкий ломтик и сунула в рот. — Они не будут возмущаться?

— Не будут. Я одна.

— В каком смысле — одна?

— В прямом. Мама умерла месяц назад. А больше у меня никого и не было.

Светло-карие глаза повлажнели:

— Прости, я не хотела...

— Я знаю. — Рогнеда неловко улыбнулась. — Может, отметим знакомство?

Даша кивнула. Уже без улыбки налила вина себе и хозяйке дома, молча пригубила.

— Как же ты живешь одна?

— Так же, как и все остальные.

— Неужели у тебя не осталось ни одного родственника?

— Ну почему же... Какие-нибудь остались, но я о них мало что знаю. Мама родилась в Литве, но потом нас оттуда попросили и пришлось уехать.

— Потомков Гедиминаса выгнали из Литвы? — Веснушчатый нос забавно сморщился сразу в двух направлениях: вдоль и поперек. — Что за чудеса дивные?

— Ну, конечно, не совсем так. Это папа был потомком, а мама русская. Но он ушел от нас, когда я была совсем маленькая, и мама вернула себе девичью фамилию... Языка она никогда не знала. Дедушка, бабушка — все были русскими, их прислали в Литву на укрепление местных кадров. А такая родословная, сама понимаешь... — Рона снова неловко улыбнулась. — В начале девяностых мама решила вернуться обратно. В Москве жила моя прабабка, мы у нее и поселились. Дача тоже ее.

— Так она здесь?

Даша огляделась, словно надеялась увидеть ту самую прабабку.

— Да нет, что ты, десять лет как умерла.

— А братьев, сестер у твоей мамы не было?

— Брат был, но он остался в Литве.

— И вы не общаетесь?

— Нет. Сначала перезванивались, но потом, когда мама заболела, совсем пропал. Наверное, испугался, что будем денег просить. Он на литовке женился, а они практичные.

— Да ну, ерунда, — Даша отмахнулась. — Если близкие — действительно близкие, то хоть на черте женись, все равно помогать будут. И потом, помощь, она ведь не только денежная бывает.

— Наверное, — равнодушно согласилась Рогнеда. — Хотя какая мне разница? Жила я без них двадцать лет и еще столько же проживу.

— Ну проживешь ты еще десять раз по столько, — улыбнулась гостья, — а то, что родственников нет, — это, конечно, плохо. Хотя дело наживное. У тебя ведь, как я поняла, молодой человек имеется?

Рогнеда слегка покраснела.