Дела твои, любовь

— Я не вправе давать советы, — ответила я Луисе после продолжительного молчания, — но, мне кажется, ты не должна так много размышлять о том, что думал он в те минуты. В конце концов, это длилось всего лишь несколько минут — ничто в сравнении со всей его жизнью, и, возможно, у него не было времени о чем-нибудь подумать. И не стоило тебе мучиться этими вопросами все прошедшие три месяца и кто знает сколько времени еще — это тебе ничего не даст. И ему тоже. Сколько бы ты ни ломала голову, ты все равно не добьешься того, чего хотела бы — прожить эти минуты вместе с ним, оказаться с ним рядом. Ты не сможешь ни умереть вместе с ним, ни умереть вместо него. Ты не сможешь его спасти. Тебя там не было, ты не знала о том, что происходит, и этого уже не изменить, сколько бы ты ни старалась. — Я вдруг поняла, что проникла в чужие мысли, хотя Луиса сама подтолкнула меня к этому. Рискованное это дело — проникать в чужие мысли: потом иногда из них бывает трудно выбраться. Думаю, именно поэтому на такое решаются далеко не все. Большинство людей этого избегает, говоря себе: "Это не мои мысли, не моя жизнь, и чего ради я буду добавлять к своим заботам еще и чужие? Это не моя беда, каждый должен испить свою чашу. Как бы то ни было, все уже позади и сделать ничего уже нельзя. Он уже ни о чем не думает, то, что случилось, уже случилось".

Луиса снова наполнила свой бокал, подперла лицо руками и на минуту задумалась — наверное, не ожидала услышать от меня то, что услышала. Руки были сильные и длинные, на них не было украшений (если не считать обручального кольца). Локти она поставила на колени, отчего стало казаться, что она уменьшилась, сжалась в комочек. Она заговорила, словно для себя, словно рассуждала вслух: