Дела житейские (сборник)

– Ну-ка ты… чего ковыряешься, давай живее! – отчетливо слышался голос и тут же щелкнул кнут, опустившийся на спину «Лимонки». Она не отреагировала, как шла, так и продолжала идти, мерной рысью, разве что всхрапнула от незаслуженной боли. То, что удар кнута не возымел действия, видимо, не понравилось тому, у кого тот кнут был в руке, он привстал в санях, размахнулся, чтобы еще сильнее «ожечь» строптивую кобылу. Теперь Николай хорошо увидел милиционера с кнутом, до того заслоненного «Лимонкой», он был у него на «мушке». Но и Николай из за своего невольного промедления стал видим из саней.

– Вот он, гад! – крикнули из саней.

Выстрел трехлинейки и автоматная очередь слились воедино, отозвавшись гулким долгим эхом. Милиционер, правивший санями, выронил кнут и боком вывалился из саней на снег. Повалился навзничь и Николай Мартьянов, пули из ППШ сделали «строчку» на его полушубке чуть ниже груди…

«Лимонка» привезла свои сани в Глуховку утром следующего дня. В санях лежали убитый наповал старший милиционер и тяжело раненый главарь бандитов. Взмыленная, обессиленная, с пораненными ногами и исполосованной спиной, «Лимонка» остановилась возле правления…. Сбежался народ. Не сразу, но в бородатом, хрипящем и плюющемся кровью бандите опознали возмужавшего Николая Мартьянова, сына раскулаченного первого деревенского богатея Прокофия Мартьянова… Пока одни милиционеры пошли в правление звонить в райотдел, другие заводить свой застывший на морозе автомобиль…

Едва до Якова Фомича дошла весть, что привезли Николая, и что догнала его «Лимонка», он как был с перевязанной головой кинулся к правлению и обомлел от вида в каком пребывала его любимица. Не говоря ни слова, он прямо там же начал ее выпрягать, чтобы немедленно вести ее в хлев, в тепло…

– Дядь Яш… – услышал Фомич слабый прерывистый голос. – Подойди…

В санях лежал один Николай. Убитого им милиционера отнесли в правление. Его никто не охранял, да и любопытные зеваки уже насмотрелись, и рядом никого не было.

– Хххы… дядь Яш… все-таки догнала меня твоя «Лимонка»… Стрелять в нее хотел… не смог… – Фомич молча продолжал выпрягать. – Дядь Яш… Христа ради… в Федосове почтальонша живет, Нюрой зовут… понесла она от меня. Ты один сейчас… Христа ради, помоги ей, мне все одно неково боле просить… А меня теперь хоть так хоть так, не помру, так к стенке…

Яков Фомич вновь промолчал, взял «Лимонку» за уздечку и повел прочь…

Они умерли почти одновременно, Николай по дороге в райцентр, а к вечеру того же дня околела и «Лимонка»…

7

– Вот здесь это случилось, – пожилая женщина указала на ползущую в короткий подъем проселочную дорогу с пробитыми колесным трактором колеями. Про то мне дедушка перед самой своей смертью в шестьдесят втором году рассказал и про отца тоже. Говорит, знай, но молчи про это, что от дезертира ты рождена. Что никакой он не враг народа, а просто так уж у него жизнь сложилась. А я ведь тогда в техникуме училась в Рошале, комсомолкой была, и для меня все это… даже плакала от горя. То безотцовщиной себя считала, а как про отца узнала – еще хуже. Потом за жизнью-то как-то вроде и забыла, а вот сейчас… Сама уже старая стала, чего уж. Вон скольких живоглотов дети и внуки живут и не стесняются того, что их родители и деды и раскулачивали и убивали и еще чего только не творили, а уж мне-то чего хорониться… да и вам. Родителей ведь не выбирают…

Стоял 2002 год, пятидесятидевятилетняя дочь Николая Мартьянова по официальной версии не знавшая ни отца, ни матери, умершей в родах, носящая фамилию Якова Фомича, считавшегося ее дедушкой… Так вот, она собрав все свое потомство, двух сыновей и четверых внуков, под благовидным предлогом сбора брусники, поведала им историю своего появления на свет, и историю «Лимонки», которую всяк по своему любили и ее отец, и названный дед…

Компас

рассказ

1

Тот случай имел место в моей жизни в 2001 году. Мне в ту пору исполнилось 14 лет, и я проводил летние каникулы со своем младшей сестрой десятилетней Наташей в большом подмосковном селе на даче у бабушки и дедушки по отцовской линии. По линии мамы у меня ни бабушки, ни дедушки не было. По маминым словам они безвременно умерли, отдавая себя без остатка своей любимой работе. В ее устах это звучало чем то вроде совершения подвига. Правда, этого пафоса совершенно не разделял мой здравствующий дед. Мне не раз приходилось слышать как в разговорах с бабушкой и папой, он именовал почивших сватов не иначе как дурнями, загубившими свое здоровье на ударной социалистической штурмовщине, в то время как другие за счет таких и карьеру делали и здоровье сохранили. Несмотря на такое, казалось бы мудрое высказывание, дед, отставной офицер, тоже карьеры не сделал. Правда, он сохранил здоровье, ибо в свои шестьдесят, и силенку имел, и на ногу был скор. В отличие от бабушки, бывшего педагога, которая страдала многими возрастными болезнями.