Дела житейские

— Оставь меня, слышишь? Иди, названивай. Ноги моей здесь не будет.

Я стояла не шевелясь и слышала, как грохнула входная дверь. Какая муха его укусила?

— Папа, — выводил Иеремия.

Я пошла к нему; он сидел посреди манежа.

— Папа, — повторил он, а я начала реветь как последняя дура и все гладила его крошечную ручку.

— Скатертью дорога, — крикнула я.

Взяв на руки Иеремию, я поднялась с ним наверх, чтобы позвонить из спальни. Я написала Реджинальду записку и рассказала ему, почему не возобновляю уроки, а он позвонил и оставил сообщение. Он говорил, что очень огорчен, желал мне удачи и обещал помочь, если мне понадобятся какие-нибудь деловые связи или совет. Я хотела узнать, как он себя чувствует. Но его не оказалось дома, а судя по его голосу на автоответчике, все было в порядке.

Я была уже в постели, когда пришел Фрэнклин. Я никак не могла уснуть, потому что не знала, вернется ли он. Отчасти я хотела, чтобы он не вернулся. Мы, Иеремия и я, прекрасно без него обойдемся. Никакого прока от него нет. Он стал бесполезным и безнадежным эгоистом и опустошал меня. Иногда, бродя по дому, я думала о том, как встретились мы с ним первый раз и как это было прекрасно. Слушая иногда какую-нибудь пластинку, я вспоминала, как много мы смеялись. Но все это быльем поросло. Мы, в сущности, вообще нигде не бываем вместе. Он не выполняет свои обещания. Ничего не предпринимает, чтобы изменить свою жизнь хоть на йоту. Только это позволило бы мне поверить, что когда-нибудь мы действительно станем счастливы. Я устала. Устала от этой бессмыслицы и однообразия. Мы никуда не ходим. У нас никогда ни на что не хватает денег — поэтому мы только едим и ходим на работу. Нет, не о такой жизни я мечтала, и я не собираюсь с этим мириться. Мы с Иеремией заслуживаем лучшей доли.

Фрэнклин нетвердым шагом вошел в спальню.

— Открой глаза, — сказал он, — я знаю, что ты не спишь.

— Откуда ты знаешь? Уже двенадцатый час, Фрэнклин. Ты понятия не имеешь, когда я легла.

— Да, да, ты смертельно устала, я все знаю, но я хочу с тобой перепихнуться, детка.

— Фрэнклин, пожалуйста!

— Пожалуйста, поцелуй меня в задницу. Я хочу переспать с тобой и сделаю это, нравится ли это вашей милости или нет.

— Значит, ты хочешь меня изнасиловать, так, что ли?

— Вот именно!

Он не шутил. Спокойно подошел к кровати, задрал на мне ночную рубашку и приказал не двигаться. Я не двигалась. Я не могла в это поверить. Нет, это не тот человек, в которого я влюбилась. Не может быть, чтоб Фрэнклин Свифт вытворял такое! Но это было именно так. Он как-то умудрился скинуть одежду, и, к моему удивлению, у него была эрекция. Это доказывало, что он все обдумал заранее. Я даже не пыталась сопротивляться, поскольку знала, на что он способен. Я лежала не шевелясь.

Он навалился на меня всей своей стокилограммовой тушей, едва не раздавив меня, но я не пикнула. Я просто лежала, как тряпичная кукла.

Он вогнал его в меня с дикой силой и очень глубоко.

— Фрэнклин, — заорала я, — полегче! Больно!

— Я и хочу, чтоб было больно, — услышала я в ответ. — Ну, а теперь двигайся.

Я стала двигаться.

Не прошло и пяти минут, как он отвалил.

— Вот все, что мне нужно, — сказал он и отпихнул меня на мою половину кровати.

Я встала, чтобы подмыться.

— Ну-ка, на место!

— Да мне надо смыть все это.

— А я хочу, чтоб ты с этим спала и знала, что эту ночь провела с настоящим мужчиной. А теперь отвали.

Я отвернулась к стене, но в этот момент заплакал Иеремия. Я не знала, что и делать, так была напугана.

— Это малыш, Фрэнклин.

— Ну и что?

— Я не могу, чтоб он плакал.

— Ну и иди к нему. Никто тебя не держит. Только будь любезна, не тащи сюда этого ублюдка. Не хочу слышать его плач.

Я пошла в комнату Иеремии и вынула его из кроватки. Он был для меня единственной реальностью.

Мы уснули на диване.

Утром Фрэнклин разбудил меня.

— Нужно поговорить.

— Очень хорошо, потому что ты должен попросить у меня прощения, Фрэнклин.

— Не собираюсь извиняться!

Я взглянула ему в глаза. Все во мне кипело, и я хотела плюнуть ему в лицо.

— Вот что я думаю. Ты тут у нас главная, все тянешь на себе, а я как будто лишний и бесполезный. Судя по всему, ты с самого начала решила стать матерью-одиночкой; так вот, я дам тебе возможность испытать это удовольствие.

— О чем это ты?

— О том, что валю отсюда. Мне надо малость передохнуть от вас. От этого младенца. От всего. У меня крыша от вас едет. Я уже не понимаю, что делаю. Мне надо немного побыть одному.

— Ах, так ты бросаешь нас?

— Называй как хочешь. Но ко Дню Благодарения я сваливаю.

— Очень хорошо.

— Я и не сомневался, что это тебя обрадует, — сказал он и ушел из дома.

Несколько минут я не могла прийти в себя. Он действительно сказал, что уходит от нас? Иеремия еще спал; одна мысль о том, что надо жить дальше, лишила меня последних сил. Сегодня я никуда не пойду. Уходит от нас! И вдруг я почувствовала неслыханное облегчение. Будто тяжесть спала с плеч. Уходит? Прекрасно. „Иди, — думала я, — иди! Нам без тебя будет в тысячу раз лучше. Иди! Иди себе! Иди!" Я схватила свои домашние тапочки и что есть силы швырнула их в дверь: „Иди!"