О-па! Приехали! Корнев даже предположить не мог, что его азартная ругань во время боя с истребителями может оказаться темой урока русского языка. Первой его мыслью было уйти от ответа, сославшись на не вполне приличный характер высказывания. Но потом Роман решил, что сейчас как раз тот самый случай, когда отучить человека задавать неуместные вопросы можно именно так – взять и ответить. И он объяснил. Нормальным литературным языком, с многочисленными разъяснениями простыми словами, жестами и даже с парой неумелых рисунков в блокноте.
Хайди слушала, раскрыв рот и беспомощно хлопая длинными ресницами. Лицо девушки на глазах приобретало свекольный оттенок, руки не находили себе места, комкая штанины на коленках. Когда Роман закончил, она еще несколько секунд пребывала в таком же состоянии, а потом неожиданно рассмеялась.
Смеялась она долго, заливисто и неудержимо. Полотенце с ее головы упало, влажные волосы беспорядочно растрепались по плечам, но Хайди так и продолжала сотрясаться в бесконечных приступах смеха. Кое-как отсмеявшись и глянув на недоуменное лицо Корнева, она скромно потупила глазки и виновато пояснила:
– Я… я пыталась это мне представить…[9]
Теперь не выдержал Корнев. Дикий смех разобрал и его, пошла по второму кругу хохота и Хайди. На этом жажда новых знаний у девушки не иссякла. Хайди потребовала объяснить, что такое «жопа новый год» и почему этих проклятых пиратов Роман то злобно именовал «козлами безмозглыми», а то совсем по-дружески «дебилушками», и как это он обещал пиратам острую русскую закуску вместо своего корабля и тут же утверждал, что эту закуску они не получат.
К концу импровизированного урока русского языка у обоих болезненно ныли все лицевые мышцы, лица были залиты слезами, а на восстановление нормального дыхания ушла не одна минута. Потом вдруг Хайди на минуту призадумалась и тихо сказала:
– Ты когда ругался, говорил, через семь гробов. А у нас есть старая песня «Через семь мостов», – и звонким хорошо поставленным голосом запела:
Слова Корнев понял с пятого на десятое, Хайди перевела. Роман посмотрел на девушку с некоторым удивлением – как-то уж очень мрачно прозвучала песня. Мрачно и вместе с тем торжественно и удивительно красиво. Да уж, любят немцы петь мрачные и красивые песни, любят и умеют. Приходилось Корневу такое слышать. Но от этой девочки, только что радостно и искренне смеявшейся над буквальным переводом замысловатых русских ругательств, Роман подобного не ожидал. Ну да, впрочем, молоденькая, что с нее взять. Романтики ей хочется…
– Ну, вот и ладно, – Корнев решил первым нарушить неловкое молчание. – Нам пусть будет семь мостов, а им семь гробов.
Хайди совсем по-детски улыбнулась.
– А ты хорошо говоришь по-русски, – похвалил Роман девушку.
– Да, я заканчиваю специальную гимназию, – ответила Хайди. – Хочу стать учительницей русского языка.
– Ого! – удивился Корнев. – А я слышал, в Райхе женщины только дома сидят и детей растят.
– Это западная пропаганда, – отмахнулась Хайди. – Наши женщины учатся и профессию получают… то есть правильно сказать «получают профессию», такой порядок должен быть? Для нас важно, чтобы в семьях было много детей, потому что нас мало. Но пока нас мало, мы не можем женщин только в семьях оставлять.
– Но так же трудно очень получается – и работать, и домашнее хозяйство держать, и с детьми?
– Да, но когда много детей, женщина не работает уже.
Корнев задумался. В принципе, в России было примерно то же самое. Это у него в семье мама не работала, с пятью-то детьми, а во многих семьях женщины работали. Но там и детей было по два-три, не больше.
Слово за слово – и завязалась беседа. Хайди и правда неплохо говорила по-русски, хоть иной раз путалась в словах, переходила на привычный порядок слов в предложениях, старалась изъясняться проще и лаконичнее. Где-то обоим приходилось пояснять свои слова на интерланже, Корнев даже пару раз вспоминал что-то из основательно подзабытого немецкого, но, в общем, друг друга понимали прекрасно.
Рассказывая о себе, Роман постарался обойтись без подробностей, касавшихся его военной службы. По его мнению, девушке это было бы не особенно интересно. Зато о родителях, о братьях и сестрах, о родном городе рассказывал красочно и подробно. Его самого увлек этот рассказ, и Корнев вдруг ощутил, насколько же он соскучился по дому.