Делай, как я!

– Ну знаешь! – сердито сказал он. – А ты думаешь, ракетчики без связистов обходятся? Кто им команды передаст? Кто приказ сообщит? Кто донесения разведки доложит? Нет, брат, без связистов они как без рук. А кого вместе с разведчиками-десантниками первым в тыл противника забрасывают? Радиста! А кто последним покидает гибнущий самолёт? Радист! Да без хорошей связи, если хочешь знать, сейчас ни один командир и командовать по-настоящему не сумеет. А ты говоришь – десантником! А аппаратура! – сказал он ещё. – Ты знаешь, какая у них аппаратура!

– Ладно, я ещё подумаю, – миролюбиво согласился Сорокин-младший. Ему понравилось, как говорил генерал о связистах. Получалось, что его брат чуть ли не самый главный человек в армии. И ещё понравилось ему, что генерал спорил с ним совсем как со взрослым, всерьёз.

– Вот, вот, подумай, – сказал генерал. – Тут есть над чем подумать.

10. "Ещё бы мне их не помнить!…"

– Вольно, вольно, – сказал генерал, когда они подошли к стоявшим по стойке "смирно" старшему лейтенанту Кудрявцеву и рядовому Сорокину. – Продолжайте заниматься своим делом.

– А у нас перерыв, – сказал старший лейтенант Кудрявцев. Он вдруг шагнул навстречу генералу и радостно воскликнул: – Товарищ полковник!…

Сорокин-старший изумлённо взглянул на замполита – неужели тот так растерялся от появления начальства, что уже не может отличить генеральские погоны от полковничьих! Он громко кашлянул, чтобы намекнуть замполиту на его оплошность. Но было уже поздно, – генерал, прищурившись, в упор разглядывал старшего лейтенанта Кудрявцева.

– Сержант Кудрявцев! – неожиданно закричал он. – Вот так встреча! Сколько же лет мы с вами не виделись?

– Восемь лет, товарищ полковник, виноват, товарищ генерал, – сказал старший лейтенант Кудрявцев.

– Да, да, совершенно точно, восемь лет. Последний раз мы встречались с вами на учениях. Помните вы эти учения, Кудрявцев?

– Помню, товарищ генерал. Ещё бы мне их не помнить! Я их, наверно, на всю жизнь запомнил.

– Интересно, интересно, что же вы всё-таки запомнили? Расскажите-ка. Вот и солдаты ваши послушают, им тоже любопытно.

Солдаты, и верно, уже успели окружить генерала и братьев Сорокиных и теперь с интересом смотрели на замполита, ждали, что он расскажет.

– Значит, так. Дело было на больших учениях. Наша радиостанция обеспечивала связью командный пункт. Поставили мы свою машину в лесочке, замаскировали, как положено, всё нормально. Сидим в машине, работаем. А работы, надо сказать, было много. И обстановочка нелёгкая – помех в эфире полно. Шум, треск в наушниках, пока радиограмму примешь – намучаешься. А ещё накануне нас предупредили, что через наши головы артиллерия будет вести огонь настоящими боевыми снарядами – это, значит, для того, чтобы мы к боевой обстановке привыкали. Слышим, пушки бить начали. Не очень-то приятное ощущение. Но работаем. И вдруг… Вот честное слово, даже теперь, как вспомню, так мороз по коже продирает… Вдруг такой душераздирающий свист и вслед за ним сразу грохот! И ещё! И ещё! Ну прямо рядом с нашей машиной рвутся снаряды! "Конец, – думаю, – всё, конец!" Вижу, мой напарник, Коля Малинин, побелел, голову руками обхватил. А тут ещё рёв самолётов, бомбы свистят, еле я себя заставил на месте усидеть. И вдруг дверь машины распахивается и на пороге – полковник. Помните, товарищ генерал, какие тогда у нас лица были?…

– Помню, помню, Кудрявцев, всё помню…

– Вы тогда ещё остановились на пороге и говорите: "Связь давайте! Связь, где связь?!"

– Ну, положим, я в тот момент не говорил, наверно, я кричал, не так ли? – усмехаясь, сказал генерал.

– Да всё равно слов-то не было слышно. Я по губам только и догадался, что вы говорили. "Какая тут связь, – думаю, – тут бы живым остаться! Не видит он, что ли, что творится! Не иначе, как наши артиллеристы ошиблись и в нас начали садить, вместо того, чтобы через наши головы стрелять". Жестами я что-то показываю, а сам, наверно, выгляжу не лучше моего напарника. Тогда полковник отстранил меня, сам наушники надел, сел к передатчику. Ну, тут меня заело! Он, выходит, не боится, а я боюсь. К тому же, без наушников да без дела уж и совсем невмочь слышать этот грохот да ждать, когда в тебя снаряд влепят. Короче говоря, всё-таки сел я к радиостанции, работать начал. Вижу, и Коля Малинин понемножку оживать стал. Вокруг свистит, воет, грохочет! Да нет, не рассказать словами, что тогда творилось, это слышать надо. С тех пор я, кажется, больше такого скверного состояния никогда не испытывал. Потом затихать всё стало; выбираемся мы из своей машины, ощущение такое, как будто заново родились, слабость во всём теле, гимнастёрки к спинам прилипли, мокрые от пота. Выбираемся и вдруг видим: рядом установка стоит – с магнитофоном, с мощным усилителем и динамиком. Так вот в чём дело! Вот откуда грохот! А полковник смотрит на нас и улыбается. "Что, – говорит, – натерпелись страху? Ничего, ничего, надо привыкать к боевой обстановке. А то приучились работать в тишине, как у мамы под крылышком…" Правильно, товарищ генерал? Было такое?…

– Было, было такое…