Делай со мной что захочешь

— Бог ты мой, да мы же чуть было… — И он присвистнул. Его слегка подташнивало от сознания, что они чуть не разбились, но он заставил свой голос звучать весело: он понимал, что не должен при дочке показывать слабость.

— Только не плачь, — предупредил он ее и погрозил пальцем.

Когда они выехали на шоссе, дрожь у него поутихла, и он поехал быстрее. Да нет, до того, чтобы разбить машину, было еще далеко. Он же полностью контролировал свои действия. Он всегда хорошо водил машину. И сейчас так было здорово, так замечательно, что они выбрались наконец из города и двинулись в путь. Он намеревался дотемна сделать несколько сотен миль, чтобы как можно большее расстояние пролегло между ним и ею.

— На площадке для игр полиция начнет задавать вопросы, и тогда твои маленькие приятели скажут, что они видели человека в черном пальто и шляпе, человека с вьющимися каштановыми волосами… это в том случае, если они заметили меня, — весело добавил он. — А вот когда полиция позвонит твоей матери, она сразу скажет, она закричит: «Это ее отец!» Хотел бы я услышать это, хотел бы я видеть в ту минуту ее лицо. А потом она скажет: «Лео Росс. Лео Росс». И опишет меня во всех подробностях и даст им мою фотографию — ту, которой она уже пользовалась в прошлом… Она ведь всегда утверждала, что боится меня, боится, что я ее убью.

Элина, казалось, не слушала его. Он подумал — не заснула ли она.

Однажды, когда шел их бракоразводный процесс, — а он длился не один месяц, — Лео как-то намекнул жене, — туманно намекнул, — что может… может Бог знает что сделатьс ней, если она будет так себя вести. Он ей не угрожал, открыто но угрожал. Для этого он слишком умен. Никаких слов. Только раз провел пальцем себе по горлу — один-единственный раз — во время встречи в присутствии адвоката, когда оба юриста что-то читали, низко пригнувшись к документу, лежавшему на столе его адвоката. Ардис в упор смотрела на него, и он не выдержал, провел указательным пальцем себе по горлу — очень быстро. Она продолжала смотреть. А потом по лицу ее поползла улыбка, усмешечка. Издевка. Должно быть, подумала: как это смешно, что у Лео Росса возникла мысль, будто он может убить ее.

«Давай, давай, — громко сказала она. — Полиция только этого и ждет. Это никого не удивит».

Оба юриста в испуге подняли на них взгляд. Лео был очень смущен.

«Что-нибудь не так, миссис Росс?» — строго спросил адвокат Ардис.

«Абсолютно ничего», — ответила Ардис.

Абсолютно ничего.А в эту минуту они, возможно, обследуют ограду в том месте, где он ее приподнял, и один полицейский говорит другому: «Кто бы ни был этот человек, он, несомненно, очень сильный…» Лео нажал на акселератор и стал постепенно все глубже вдавливать педаль. Теперь он ехал миль на пять выше положенной скорости, что было вопреки его правилам, но он знал, что сладит с машиной. Шоссе было сухое, и поток транспорта — небольшой. Ему все виделась жена в том кабинете — как она хитро улыбнулась ему; все слышался ее голос: «Абсолютно ничего»; а потом он вдруг увидел, как она просыпается от телефонного звонка, спотыкаясь, кидается к телефону, голая, злая, срывает трубку и слышит про свою дочь… «Кто бы ни был этот человек, он, несомненно, очень сильный», — скажут они ей.

Лео рассмеялся. Острая боль пронзила низ его живота, стрельнула в пах. Но он весело спросил: — Элина, скажи-ка мне, твоя мама встает готовить тебе завтрак? Или она по-прежнему просыпается после полудня?

Его дочь молчала. Она, возможно, спала.

— Элина, проснись, — сказал он, похлопав ее по плечу. — Скажи мне, лапочка, мама готовит тебе завтрак? Она хоть помогает тебе одеться утром или?..

Элина взглянула на него, медленно мотнула головой. И медленно произнесла: — Я не знаю.

— Что? Ты не знаешь? Она готовит тебе завтрак или нет?

— Нет.

— Что же ты тогда, лапочка, ешь? То есть я хочу сказать, что ты ела?

— Я не знаю… Что-нибудь с молоком… Я ведь и сама могу себе приготовить — взять «Шугарстикс» и…

— Значит, просто холодное молоко с какой-нибудь смесью? Ничего горячего?

Элина молчала.

— А ты рада, что едешь с твоим папой? В новый дом? — весело спросил Лео. Он взглянул на дочь и увидел, что она с полуулыбкой смотрит в его сторону, хотя ее голубые, слегка затуманенные глазки, казалось, были устремлены на что-то невидимое. В нем снова шевельнулось давнее чувство изумления — изумления оттого, что он — отец, что он так безнадежно связан с этим ребенком, так безнадежно влюблен в свою доченьку… Он ведь и мать ее тоже любил, любил безнадежной несчастной любовью. — Ты любишь своего папу, верно, Элина? — спросил он.

Должно быть, что-то в его голосе вывело ее из оцепенения. Она сразу сказала: — Да.

— Ну, а маму? Маму больше не любишь? Никогда не станешь больше любить маму?..

— Нет, — неуверенно ответила Элина.