Делай со мной что захочешь

Цель данного послания (написанного в абсолютном моральном вакууме, поскольку я отчаялся получить ответ) состоит также и в том, чтобы довести до сведения Вашей Чести, что в противовес моим предшествующим письмам я, пожалуй, склонен теперь считать возможным, что Ваша Честь невиновны в какой-либо необоснованной ненависти ко мне, это, возможно, побудит Вашу Честь ответить хотя бы на некоторые, если не на все, мои письма. Я уверен, что письмо от детройтского судьи мне передадут, не подвергая его цензуре (если Ваша Честь как-то обозначит, что оно не должно вскрываться тюремными властями: Вам достаточно просто написать это собственной рукой, подписавшись инициалами, на официальном конверте с обратным адресом, где были бы четко указаны Ваш пост и адрес); если же такое случится, любая сторона (отправитель или получатель) может тогда подать иск о нарушении тайны переписки, равно как и просить суд вынести постановление, запрещающее повторение подобного в будущем, — собственно, уже этот документ, который я сейчас составляю, это письмо, которое я адресую Вам, будучи перехвачено и изучено тюремным цензором, само по себе может явиться предупреждением (правда, я не очень тверд в положениях закона на этот счет, поскольку книги, которыми я могу здесь пользоваться, выпущены до 1968 года).

Основанием для того, чтобы снять с Вас вину (которая, собственно, никогда не принимала форму прямого обвинения), является то, что в последние дни я снова неоднократно мысленно прослушал выступление заместителя окружного прокурора Элиота Тайберна, когда он излагал содержание моего дела присяжным (при этом жестоко и неправомерно исказив мое выражение «нарушение законности», чтобы настроить присяжных против меня), а еще больше, когда он доказывал Вашей Чести необходимость утвердить обвинительный акт от 5 июня 1972 года. То, что я никоим образом не стремлюсь проникнуть в тайники души или нарушить независимость действий мистера Тайберна, может быть подтверждено тем обстоятельством, что я охотнее стал бы слушать мистера Моррисси, моего защитника, выступавшего в тот же день (но, к сожалению, я помню лишь обрывки доводов мистера Моррисси, которые были в той мере человечными, страстными, дружелюбными, в какой мистер Моррисси на это способен, будучи человеком чрезвычайно ограниченным и не ведающим любви, хотя, возможно, он способен вызвать любовь, а следовательно, и сам способен был бы полюбить, если бы мог до такой степени переделать свою душу; я помню лишь такие фразы: «…чистый, целеустремленный… совершает ошибки, которые совершают и другие… трусливо… мы напуганы и требуем отмщения… он… они… он вовсе не… он, безусловно… я прошу снисхождения для… молодого человека из… не для преступника… я прошу о прекращении дела…»), но такое впечатление, что наш штат придумал для меня тайную пытку, ибо доводы мистера Моррисси, обращенные к Вам, постоянно перекрываются и заглушаются доводами мистера Тайберна, хотя, насколько я помню, ни мистер Тайберн, ни мистер Моррисси не повышали голоса. И вот, будучи последние несколько дней абсолютно беспомощным (если, конечно, не прошло больше времени и сегодня у нас не 8 сентября 1972 года, а совсем другое, неведомое мне число), я непрерывно слышал голос мистера Тайберна, но не потому, что так хотел или это входило в мои намерения; и вот, слыша этот голос (голос частного лица, но выступающего в роли прокурора), я пришел к выводу, что этот могучий, смертоносный, страшный голос мог оказать свое воздействие на Вас, Ваша Честь, в то утро, 5 июня 1972 года, побудив Вас вынести мне приговор, и что это обстоятельство серьезно меняет всю ситуацию, снимая с Вашей Чести всякую вину. Я сейчас настолько хорошо знаю все его слова, что мог бы привести их здесь, нисколько не боясь неверно процитировать (хотя это ведь не официальный документ, а просто личное письмо, адресованное одной стороною другой стороне, принимая во внимание, что обе стороны одинаково озабочены трагической несправедливостью, которую совершают порой вполне благонамеренные люди). Внимательно изучите эту речь, Ваша Честь, и проверьте, нет ли в ней попытки повлиять на слушателя (Вас) и настроить его против проявления человечности и милосердия: