Делегат грядущего

Так они демонстрировали не больше чем с три четверти часа, с час. Затем Шо-Закир отделяется от всей кучи всадников (за ним тщательно следил Миралим: Шо-Закир не принимал участия в козлодранье, а шептался со своими приближенными), с четырьмя всадниками подъезжает к берегу на старое место. В то время остальные с козлом будто бы ускакали совсем прочь, а на самом деле спрятались за бугром.

Шо-Закир кричит:

«Ну, Дымский, переезжай на нашу сторону, — видишь, я своих людей отправил; вас будет трое и нас четверо, побеседуем обо всем».

Я отвечаю:

«Отлично. Поедем… Я остановлюсь на острове, и ты к острову подъезжай…» — и ощупал у себя за пазухой гранату и револьвер (я как-то не верил, что граната с запалом).

Иргиз-Кул подводит мне лошадь, а Миралим побежал за своей. Карабин я оставил на месте, рассчитывая незаметно поднять его после, и поехал к яме, где лежали стрелки. Особенно хотел передать Березовскому, чтоб он следил за Бек-Кулы. Я опасался, что тот в меня выстрелит. Передал распоряжение шепотом, а они не поняли, начали переспрашивать. Ко мне шел Миралим, был сзади меня шага на три. Когда я начал второй раз передавать приказание, Миралим закричал истошным голосом:

«Дымский, спрячься, стреляют!..» (Ему с бугорка было видно, как целилась группа стрелков.)

Я не разобрал, в чем дело, потому что тут над ушами у меня прожужжало, услышал залп, сорвало шапку у меня, сбило с ног Миралима, замелькали его киргизские чоко́й (остроносые сапоги). Он упал, я увидел окровавленную физиономию, халат в крови, решил, что Миралим убит, сам бросился к карабину — шагов шесть. Тут же бесится лошадь, перепугавшаяся и не дававшая себя поймать. Послышалась беспорядочная стрельба из нашей ямы и голос Березовского:

«Дымский, лезь в яму, что ты под пулями торчишь?»

Я увидел вылезших из ямы и стреляющих с колена красноармейцев, а Березовский сидел в яме и, тщательно выбирая цели, совсем не торопился стрелять.

Во время перепалки я очутился в седле и выехал на переправу через реку к острову (я себя вспомнил только тут, когда меня водой выше седла облило). Березовский одним глазом смотрел за мной, другим — на басмачей; увидев, что я переправился, выскочил из ямы и побежал на помощь ко мне, остановился на берегу и выжидает: кого же бить? А Шо-Закир оказался тоже на острове, около меня, верхом, старается схватить мою лошадь за повод. На нашу сторону переправляется человек двадцать вооруженных. Выехали на первый остров, скрылись за бугром, показались, опять спускаются в воду, переезжают ко мне.

Миралим лежит.

Они выезжают на мой остров.

У них на первом острове два человека и три коня лежат.

У меня — колебание: сейчас бросить гранату или еще поберечь ее?

Голос Березовского: «Бросай!»

Не знаю, что бросать, но бросил гранату вперед, в наступающих. Шо-Закир — рядом, тянет за повод, кричит: «Идем, идем, а то тут стреляют».

Граната разорвалась в воде, обдав водой, камнями, осколками больше всего морды лошадей. Они сбились в кучу, и тут упали от наших выстрелов четыре человека. (Карабин у меня, но я не стрелял, он висел на луке.) Шо-Закир тянет меня, я уже в воде. Шо-Закир, не дотянув мою лошадь метров пять до первого острова, бросил повод и вскачь принялся удирать, как раз прямо от меня, — я видел хвост лошади. Выехав на остров, Шо-Закир вынужден был взбираться на бугор. Инстинктивно я схватился за карабин и, не целясь, выстрелил, попал в ухо лошади, и она своим крупом придавила Шо-Закира, легла ему на живот. В его банде началось смятение. Повернули назад, скачут мимо меня, и первыми удирают телохранители в красных платках, лупят лошадей: один шашкой, другой ружьем.

Ко мне переправились Иргиз-Кул и Березовский. Взял я на седло Шо-Закира, связав ему руки сзади, и назад. На берегу подъехал к Миралиму — тот встал, не видит, ему кровью глаза заливает, — пуля вдоль лба скользнула, а другая разбила кисть руки, и все ж заряжает винтовку, хочет застрелить Шо-Закира.

У меня теперь забота — оставить Шо-Закира в живых и ехать за остатками шайки, которые еще не успели переправиться на чужой берег, Березовский и красноармейцы — на острове, стреляют по удирающим. Ругаю Миралима на чем свет стоит. Успокоил его кое-как, оставил ему Шо-Закира, переправился на первый остров и сразу очень обрадовался: лежит Бек-Кулы за бугром, держит в руках винтовку и кровью отплевывается: ему тремя пулями пробило легкие. Остальные удрали, и нам нельзя ехать за ними — там не наш берег. Собрали мы все трупы — пять трупов, а раненых перевязали, положили в тень и оставили. (Их через два часа родные на ту сторону забрали.) Поехали мы по своей стороне с пленником. Он все время мне очень нахально заявлял:

«Ну что ж, сейчас ты меня перехитрил, придет время — я тебя перехитрю».

Доехали все вместе (Иргиз-Кул с нами, а все киргизы его остались на верхней террасе) в урочище Нюша́ (киргизский аиль), у самого Зор-Куля. По дороге Шо-Закир беспрестанно оглядывался, потому что вот-вот на помощь должен был прийти Мамбед-бай со своими джигитами.