Деление клетки

О своей матери В. рассказывал, что та ушла в секту. Позже выяснилось, с его слов, что в секту ушла вовсе не его мать, а женщина, похожая на неё как две капли воды.

совесть

Мальчик позади меня напомнил матери, что он подарил ей подарок на Восьмое марта. «Ну тебе же тоже подарки дарили, — начала ласково отвечать мать. — Ты меня теперь до пенсии будешь попрекать, что ты мне подарок на Восьмое марта подарил? — шутливо заметила она. — Ты же тоже подарки получаешь. На день рожденья. На Новый год. Что молчишь? — спросила она, потому что мальчик молчал. — Я же с тобой разговариваю. С тобой разговаривают! — продолжала она, применяя паузы. — Слышишь? Отвечай! Один раз поздравил — и теперь всё. Совесть надо иметь помимо наглости, — говорила она, повышая, понижая и снова повышая тон. — Попрекать! Я тебе ноги выдру! Говнюк!» Я обернулся и увидел, что она была молодой и крашеной в тёмно-рыжий цвет. Сбоку шёл маленький мальчик.

листопад

На улице Матросская тишина, над поворотом трамвайных путей, заставленных автомобилями, висит табличка «Листопад». Она жёлтая, и хотя никакого листопада ещё нет, отчего-то кажется, что уже есть. Рядом находится психиатрическая лечебница имени Гиляровского. Грустный, печальный уголок!

костыль

Мы переходили через дорогу, и я увидел костыль. Это специальный большой гвоздь, которым скрепляют рельсы со шпалами. Он был красивый, наполовину покрашенный зелёной краской, и лежал на канализационной решётке.

Мне стало жалко этот предмет. Я подобрал его, положил в чёрный пакет и в рюкзак, принёс его домой, где вымыл водой. Теперь он, тяжёлый, лежит у меня в шкафу. Я не знаю, что мне с ним делать: ведь у меня нет ни рельсов, ни шпал. Трамвая у меня тоже нет.

клён

Ветер обрывает листья с небольшого гибкого клёна. Они спускаются на непривычную зелёную траву. Жёлтые листья лежат там, где упали, на зелёной густой траве. Травы много, а листьев не очень. Вчера было так же, но листьев было больше на клёне, а теперь на траве. Они лежат, когда я их вижу, и продолжают лежать, когда их заслоняет дом, возле которого стоит, разгружается машина: «Чай Curtis». Навстречу желаниям». «Вы уже решили, что вы всё продумали», — говорит по телефону курящая у подъезда женщина. Она вышла покурить у подъезда, она наклонила насмешливо голову с телефоном. Было время, что листья были жёлтыми, а их не видели. Не замечали их, не посвящали им ни пословиц, ни поговорок. Женщина сталкивает ногтем пепел с сигареты.

всё время

«Не знаю, не знаю, плакать хочется всё время, переживаю, сердце сжимается, не знаю, не знаю», — медленно идёт и плача говорит в телефон девушка с волосами, убранными назад и подколотыми так, что наверху хвостик: петушок или курочка? Ее светлая куртка с тёмными животными пятнами удаляется, приближаются лупцующие друг друга на дороге извозчики лет пятидесяти. Первый нерусский и худой, второй русский и с животом, первый ловчее, второй мощнее, первый с волосами, второй без, первый устоял, а второй падает, переполненный движениями. Перед ними тормозят машины: «Э! Хорош!»

мука

На дороге у перекрёстка рассыпали белое мелкое вещество. На дороге образовалось белое пространство. Автомобили едут по нему и поднимают в ясный воздух белую пыль. Трамваи качаются в белой дымке. У трамвайной остановки, расположенной у станции метро, работают три дворницы в оранжевых одеждах. Одна, работающая в отдалении от двух других, спрашивает у двух других: «Что это?» Отвечают две другие: «Просыпали. Мука, што ль». — «Мука, што ль». — «Мука, што ль».

суббота

Продавец в костюме и галстуке подходит к манекену в витрине, одним твёрдым движением стягивает с него зелёную юбку. Под ней оказываются две пластмассовые культи и выпуклый пластмассовый лобок с продолговатой выемкой. В глубине магазина, сидя на диване, ждёт покупательница, приложив палец к щеке. Громко, громко, громко и выразительно поют у входа в метро двое исполнителей в пятнистой форме, в голубых беретах. Они стараются для молодого человека в чёрной пологой кепке, стоящего напротив них неподвижно, снимающего песню про врага на телефонную камеру. Мужчина крестится на церковную лавку в переходе метро. Раз, два, три.

слепые

На Преображенском рынке часто поют слепые. Однажды их было трое, двое мужчин и очень некрасивая оплывшая женщина. Когда я входил на рынок, они исполняли на гитарах и бодрыми голосами песню о белом лебеде, который качает павшую звезду на пруду. Когда я выходил с рынка, они пели ещё более цветные и зрячие слова: «А на том берегу незабудки цветут» — и ещё: «А на том берегу звёзд весенних салют». Глаза слепых были слепы, неподвижны и направлены вверх; кожа лиц была бледной и жирной, как будто испытывала недостаток солнца.