Delete

— По двум причинам. Во-первых, ты согласишься на предложение, чтобы утереть нос Грайсвальду. Я, конечно же, сам тебе посоветовал подыскать другое место, но это не значит, что нужно хвататься за первую попавшуюся возможность. Во-вторых, я считаю весь этот эксперимент с особой следственной группой одной большой ошибкой. Не спорю, сейчас в Интернете действительно можно найти все что угодно. Но и сфальсифицировать можно все что угодно. Я как судья не счел бы обладающим доказательной силой ничего из того, что эти умники откопали бы в недрах сети. Я говорю сейчас не о киберпреступности, она — самая настоящая, я это понимаю. Но все эти фокусы с выявлением закономерностей, о которых ты мне рассказал, сущая ерунда. Нельзя просто так обвинить человека на основании каких-то там компьютерных следов. Тебе это должно быть понятно не хуже, чем мне.

— Пожалуй, ты прав. Однако расследования в Интернете играют все более значимую роль в работе полиции.

— Не спорю. Но разве это то, чем ты на самом деле хотел бы заниматься? Разве ты в этом разбираешься? Не лучше ли тебе остаться в реальном мире, задерживать преступников, вести допросы, вместо того чтобы сидеть в душном офисе в Берлине и следить за работой каких-то инженеров?

Айзенберг вздохнул.

— Ты и в этом прав.

— Да, я прав, как обычно. Но ты пойдешь на это, не так ли?

До этого момента Айзенберг считал, что еще не принял решения. Но сейчас, когда отец озвучил его мысли, он понял, что все так и есть. И — да, он пойдет на это. Но он не понимал почему.

Позже, когда они сидели в литературном кафе, отец попросил Айзенберга:

— Расскажи-ка мне о той женщине!

— О какой женщине?

— О психологе из их команды. О других ты рассказал подробно, а о ней — нет. Она тебе или показалась совсем незначимой фигурой, или же ее персона занимает тебя намного больше, чем ты можешь признаться сам себе.

Он внимательно смотрел на сына холодными серыми глазами — взглядом, под которым — это Айзенберг усвоил еще в детстве — изворачиваться было бессмысленно.

— Она психолог-криминалист. Больше о ней сказать нечего.

— Так уж и нечего?

Айзенберг вздохнул. Ему не удастся отговориться.

— Она довольно хорошо разбирается в людях, как мне показалось.

— Что она тебе сказала?

— Мы говорили о ее обязанностях и о других членах команды.

— Я не это имею в виду. Выкладывай! Вы говорили о тебе, не так ли?

— Так.

— И?

— Я думаю, тут не самое подходящее место для такого разговора.

— Значит, речь шла обо мне. О твоих отношениях с отцом. Что там тебе эта психологиня наплела? Что ты стал полицейским, потому что я тебя заставил?

Айзенберг покачал головой.

— Нет. Совсем не это.

— А что же?

— Я спросил ее, что она обо мне думает. И она сказала, что я боюсь.

— Боишься? Ты? Чего?

— Тебя, — выпалил Айзенберг.

— Меня? Ты боишься меня?

— Нет, конечно, нет. Не совсем тебя. То есть она сказала, что я боюсь не оправдать ожидания, которые кто-то… которые я сам к себе предъявляю. И что поэтому я так усердно работаю.

Отец молчал. У него на глазах навернулись слезы.

Айзенберг изумился. Он еще никогда не видел, чтобы его отец плакал.

— Папа, что ты, все не так, как…

— Все нормально, сынок. Я, наверное, совсем не был похож на идеальных отцов, которых показывают в рекламе, да? — он криво усмехнулся.

— Да, пожалуй, — сказал Айзенберг. — Но в этом нет ничего страшного, иначе я бы тут с тобой не сидел.

Отец замотал головой.

— Ты сидишь тут, потому что ты на редкость правильный малый, который прекрасно понимает, что обязан заботиться о своем отце-старике. Я, возможно, многое и упустил в твоем воспитании, но чувство ответственности тебе привил.

— Нет, папа. Я сижу тут, потому что дорожу твоим мнением и твоими советами. Ты всегда был для меня примером.

Рольф Айзенберг, главный земельный судья в отставке, не знал, что сказать. Спустя пару мгновений он все же произнес хриплым голосом:

— Я ведь ни разу не говорил тебе, как горжусь тобой, сынок?

— Нет, ни разу.

— Но я горжусь. И всегда гордился. — Он помешал ложечкой свой кофе. — Мне всегда было легко судить, но трудно признаваться.

— Я знаю.

Отец поднял взгляд. Его глаза светились ясностью, голос звучал уверенно:

— Я очень горжусь тобой, сынок!

Глава 14

Свершилось. Семя, посеянное тобой, наконец-то всходит.

Связи прочерчиваются, закономерности обнажаются. Пусть пока что лишь для одного человека, который начал задумываться и сопоставлять факты. Но вскоре ему будут вторить другие. В тавернах Горайи и за ее пределами, где Горайя — всего лишь фикция.

А в мире за пределами этого? Чем там заняты админы? Тем же, чем и всегда, — они наблюдают. Но им осталось недолго. Из искры разгорится пламя. Скоро они поймут, что вот-вот потеряют контроль. Тогда им придется вмешаться.