DELETED

— Не знаю. В этом-то и штука, что никто пока не знает.

Я поднимаю глаза от асфальта и смотрю на серо-голубое высотное здание, виднеющееся вдали. Когда-то на его стене мельтешила агрессивная реклама, но потом, усилиями Всемирной организации улучшения жизни в городах, большую часть наружной рекламы запретили и освободившиеся пространства стали использовать для демонстрации живописи. Картины менялись раз в сутки в 4:00. И каждое утро я доходила до этого перекрёстка, откуда хорошо было видно серо-голубую высотку, и смотрела что показывают сегодня. Это был обязательный ритуал, способ почувствовать связь с городом, включиться в его жизнь. Не исполнять его можно было только по воскресеньям, когда я разрешала себе не выходить из дома. Сегодня был «Синий вальс» Доротеи Таннинг.

— …но они этому только радуются…

Я понимаю, что пока всматривалась в картину, пропустила что-то из «историйки».

— Ты что об этом думаешь?

Я немного напрягаюсь. Меня всегда завораживало и пугало, как люди моментально предъявляют своё развёрнутое мнение абсолютно по любой теме. Вопрос может быть неожиданным и серьёзным или абсолютно ничтожным: они легко плетут в ответ целые полотнища из слов. Но у меня в голове чаще всего полная пустота и сквозь неё прорезается голос: «Не молчи, как столб! Ты что, язык проглотила?» Я противлюсь ему, уговариваю себя не выдавливать из пустоты несуществующую реакцию, а просто расслабиться, говорить то, что думаю. Но проблема в том, что не думается ничего.

— Ну… я не знаю. Понятия не имею что тут можно думать, — неуверенно отвечаю я.

— Дело в том, что она не просто так мне это рассказала… Короче говоря, они думают, ты можешь им помочь. Я объяснял, что ты совсем другими вещами занимаешься. Но ты же понимаешь… После того, как этот придурок Кюне написал эту свою дурацкую книгу…[2]

Я опешила. Может, я действительно пропустила что-то важное?

— Так, подожди, я ничего не понимаю… В смысле — «помочь»?

— Слушай, ну это же приключение! Скатаемся к ним, поболтаем, чайку попьём и всё такое. Тебе разве не любопытно, что у них там за «таинственное присутствие»?

— Промышленный шпионаж?

Может, это какой-то новый уровень в деле борьбы с конкурентами…

— Наше дело — с загадочным видом чай пить. Со шпионажем они и без нас как-нибудь разберутся, я думаю. Так что, съездим на недельке? Потусуемся с айтишниками и их призраком, а? Будет весело!

Мне всё это весёлым не казалось. Но если Игорь возьмёт на себя основную часть разговора… В конце концов, я же хотела больше времени проводить с людьми…

— А пирожные к чаю будут?

— Отлично! Договорюсь! Потом тебе отчитаюсь. Они обрадуются!

— А костюмы охотников за привидениями где возьмём? — пытаюсь я пошутить.

— Обойдёмся стеклянным шаром, — с готовностью подхватывает Игорь. — У дочери есть игрушечный набор маленькой ведьмы.

— И вот мы придём к ним с шаром, а что делать-то надо?

— Да ничего. Болтать, чай пить. Просто успокоим людей. Я думаю, это хорошее дело.

Иногда здесь такая тишина, что я слышу, как движутся облака. Тихий город, один из самых тихих городов на Земле. Это не моё мнение, это официальная статистика Всемирной организации улучшения жизни в городах. Формально она как-то по-другому называется, но мне всегда было трудно запоминать официальные названия. Они неестественные, длинные и как будто пустые внутри. И потому кажутся мне неотличимыми друг от друга, одинаково бессмысленными. Слипаются в некое Всемирное Городское Государственное Федеральное Социальное Гражданское Исследовательское Учреждение Учрежденное Всемирным Городским Государственным Федеральным Социальным Гражданским Исследовательским Учреждением для Всемирных Городских Государственных Федеральных Социальных Гражданских Исследовательских целей… Усыпляет. Такой же эффект производили на моего пса Павла стихи, когда я пыталась ему их читать. Он опускал голову на лапы и впадал в дремоту.

Раннее субботнее утро, и жители нашего тихого города спят, неспешно завтракают или варят кофе. Я одеваюсь, осторожно протискиваюсь между сгрудившихся снов и утренних запахов и иду в парк.

Недавно распустились огненные красно-оранжевые цветы на ветках гигантских деревьев. Аллея полыхает, языки пламени шевелятся на ветру. И когда один такой цветок срывается и падает на сухую траву, мне кажется, что сейчас займётся пожар. Я наклоняюсь над цветком и вглядываюсь в него, и он разворачивается, словно вырастает под моим взглядом: мятые края лепестков, желтоватые разводы возле стебелька. Всё очень чётко, а я так люблю эту чёткость. Больше всего потому, что её мало в Бардо, где в будни я провожу много времени, разыскивая своих подписантов.