— Ну что ты, Вова, все в порядке, все так же, как и было прежде. Я так же безумно соскучилась, поверь мне, — произнесла она и, отклонившись назад, посмотрела мне в глаза. — Я все так же люблю тебя и… — Дельфания сделала паузу, будто искала походящие слова для выражения своих чувств. — И буду любить тебя всегда, даже если между нами будет действительно целая вечность. Это правда! Только не смотри на меня так, — укоризненно и улыбчиво сказала Дельфания. — Когда ты так на меня смотришь, я боюсь, что ты меня проглотишь, как дельфин рыбку.
Дельфания смотрела прямо в глубину моего существа, темнея и прикрывая блестящие неземным блеском глаза. У меня закружилась голова, я чувствовал, как жаркий луч ее души пробуждает каждую клетку моей природы, приводя их в какой-то неудержимый восторг и несказанное блаженство. Это была любовь, которой нет границ, для которой нет разлуки, нет препятствий, нет ничего, что способно было даже немножко омрачить или остановить этот поток, льющийся через всю вселенную, через все миры, все пространства и все времена.
Вдруг мир стал кружиться вокруг нас, мне стало так легко и сладостно на душе, что мои печали, сомнения и прежние тревоги по поводу наших с Дельфанией взаимоотношений и чувств растаяли и растворились, как миражи. Я закрыл глаза, Дельфания держала меня за руки, ветер задул нам сильнее в лица, ее волосы стали касаться моего лица. Запах ее тела и волос пьяняще наполнял все пространство. Когда я открыл глаза, то ахнул — оказывается, мы кружились под облаками! Внизу серебряно темнели море и горы, вверху водили хороводы звезды, а над нашими головами вращались дымчатые облака. Чувство полета, кружения, танца, любви и близости, которое происходило всего лишь от прикосновения рук, было столь волшебным и необычным, что от счастья, мне казалось, моя душа сейчас разорвется и распылится во всем этом великолепии, во всей вселенной. Это было слишком прекрасно и безумно, и я понял, что это — наш последний, прощальный танец.
Но мне не думалось ни о чем, даже о том, что мы, по сути, прощаемся с Дельфанией, мне хотелось только как можно больше и полнее отдаться этому танцу, чтобы навсегда запечатлеть его в своем сердце. Казалось, что ниоткуда доносится то нарастая, то утихая необычная музыка, которая заставляла вибрировать все вокруг: и тела, и души, и море, и камни, и звезды. Это была песня, это была баллада о вечной любви, которая разлита во всем творении Божьем, и нет ни одного камешка, ни одной травинки, ни одной души, которые были бы хоть как-то обделены этой нежностью и любовью. И я понимал, что весь мир — это только большая Любовь, только бесконечная Нежность, несказанная Красота Всевышнего.
Глава 18. БАЛЛАДА О КОЛОКОЛЬЧИКАХ СВЯТОЙ РУСИ
Начинался день. Острые, как лезвия, лучи солнца озаряли землю так же, как и миллионы, миллиарды лет назад. Я смотрел на восход и думал, что любовь существовала прежде жизни, прежде солнца, прежде вселенной. Она будет и тогда, когда угаснет солнце, когда исчезнет мир, любовь будет пребывать в неизменности, пульсировать и создавать новые миры и новые вселенные, потому как любовь — это жажда отдать себя, подарить все, что у тебя есть, до такой степени, пока от тебя ничего не останется, пока ты не умрешь от потери себя, но возродишься в том, чему отдал свою любовь. И чем более, растворишься ты в такой самоотдаче, в различных вещах, телах, душах мира, тем более возродишься во всем этом количестве и тем больше будет тебя. И может быть, бессмертие — это и есть тотальная самоотдача вот этой заре, этому морю, этому небу, этим облакам и ветру? Тогда нечему будет умереть, ибо то, чему ты отдал себя, во что ты воплотился, не имеет смерти и конца существованию.
Я не помнил, как прошел день, не знаю, что делал Илюша, где была Ассоль. Я мог за них не волноваться, потому что они к такой дикой жизни приспособлены куда лучше, чем я. Я не просто стоял на берегу лагуны и смотрел вдаль, я находился на краю вселенной и глядел в глаза вечности, в которой тысяча лет пролетает как один миг, в которой есть лишь только несколько ударов сердца в торжестве подлинной, вневременной и внепространственной любви, а все остальное исчезает без следа.
Дельфания сидела у костра, который сама и разожгла.
— Зачем ты так терзаешь себя? — спросила она. — Разве я не дала тебе ВСЕ что могла?
Я молчал, глядя на огонь.
— Не знаю, Дельфи. Мне трудно. Может, тебе не понять, но я человек, со всеми свойственными человеку чувствами, переживаниями и ощущениями, — произнес я. — Не думай обо мне, я справлюсь. Я постараюсь. Давай о чем-нибудь другом. Знаешь, в момент прощания нужно говорить о чем-то самом важном и самом главном. Кстати, то, что произошло тем вечером, когда звезда не могла упасть, для меня теперь открылось. Это была девочка, она чувствует себя хорошо. Я был в больнице. Слава Богу, она жива. Это действительно счастье.