Дельфийский оракул

– Вы потерялись? – спрашивают у Саломеи, и она вздрагивает, не столько от страха или неожиданности, сколько потому, что никак не вяжется этот теплый бархатистый голос с холодной осенью.

– Простите, если напугал, но у вас очень уж потерянный вид.

– Я жду. Подругу.

Саломея подслеповато щурится. В коридоре мало света, и она никак не может разглядеть человека, стоящего не совсем рядом с ней, но достаточно близко, чтобы начать беседу.

– Давайте ждать вместе? – предложил он.

– Давайте. Хотите чаю? Он из автомата и невкусный, но еще горячий.

– Хочу.

На темных волосах его блестела влага. А синие глаза смотрели дерзко, и Саломея смутилась, но не отвела взгляд, словно опасаясь разорвать некую невидимую нить, протянувшуюся между ними. И с каждой секундой – старые часы словно пустили стрелки бегом – нить эта крепла.

– Саломея, – произнесла Саломея, чувствуя, как пылают ее щеки.

Холод отступил. И дождь за окном вдруг умолк. Сквозь серое стекло пробилось солнце, окружив и ее, и его коконом света.

– Аполлон, – он ответил, улыбаясь. – Похоже, у нас с вами общая беда – родители с фантазией.

Саломея рассмеялась – глупо, как смеются только влюбленные, неспособные сдержать радость.

– Ты веришь, что имя предопределяет судьбу? – спросил Аполлон, протягивая ей руку.

– Нет. Да. Не знаю пока что.

Его ладонь – надежнее всех ладоней. И якорь. И причал. И точка опоры. И рычаг, с чьей помощью она способна перевернуть мир.

– И я не знаю. Слушай, а ты очень сильно хочешь… дождаться?

До звонка оставалось минуты три или всего даже две. Ждать-то недолго, но что потом? Встреча с подругой? Прощание с Аполлоном? Или, в лучшем случае, прогулка втроем. И Саломея будет третьей – лишней – всегда получалось именно так. Но не сегодня!

Не сейчас!

– Давай убежим, – предлагает она, крепче сжимая его руку.

– Давай.

Любовь похожа на узкие лужи, что вытянулись вдоль бордюров, преграждая ей путь. И Аполлон, подхватывая Саломею на руки, переносит ее на другую сторону.

У любви – запах дыма и жареных сосисок. Желтые глаза-окна домов. И белые флаги занавесок в его квартире. Окно в кухне открыто, тянет холодом. Саломея вдруг пугается того, что все слишком уж быстро происходит. И надо бы маме позвонить… она волнуется.

Она потребует – вернуться домой, а Саломея не в состоянии расстаться с Аполлоном. И она закрывает окно, отжимает занавески – ситцевые, пропитавшиеся дождем. Вода льется на разбухший подоконник, и старая краска слезает с него, как корка с незаживающей раны.

В его квартире одна комната. В ней беспорядок – кровати две, и обе разобраны. Одежда грудой лежит в кресле. Табурет. Сервант. Напольная ваза с сухими палками рогоза.

Холодильник почти пуст, но есть ей не хочется.

Книг много. Лежат везде, стопками и просто так, брошены – небрежно, с раскрытыми, заломанными, а часто и заляпанными страницами.

– Извини, – Аполлон вдруг краснеет. – Мы тут с приятелем… снимаем квартиру. Так дешевле.

– А я с родителями живу, – признается Саломея – и прикусывает язык, с которого готово сорваться приглашение. Родители ее не поймут… или поймут?

В их доме ведь хватит места.

– Лет-то тебе сколько? – Он вдруг отступает, и нить, волшебная нить, готова оборваться.

– Восемнадцать, – врет Саломея.

И ей ничуть не стыдно.

– Дальше что? – тон Далматова нейтрален. Он отвернулся. Сидит, разглядывает занавески с отрешенным видом, почесывает щеку. Уже докрасна расчесал.

– Ничего. Мы… мы подходили друг другу. Понимаешь?

– Нет.

– Это сложно объяснить…

– А ты попробуй.

Далматов злится? С чего бы?.. Да какая разница?

Были дни – такие короткие, такие сумеречные. Но Саломее впервые хватало солнца, ведь рядом с ней был Аполлон. Правда, родителям он пришелся не по вкусу.

– Он тебе не подходит, – заявила мама, когда, наконец, успокоилась и простила Саломею за ту бессонную ночь. Они с отцом волновались.

Места себе не находили.

Они не думали, что Саломея способна так поступить с родными! Разве они от нее многого хотели? Нет! Просто – позвонить. А она – забыла.

– Себя вспомни, – проворчала бабушка, скосив глаза на папу, который сидел у окна и делал вид, будто увлечен чтением газеты. – Тоже, небось, хвостом крутанула, и все… а потом пришла – мама, познакомься!

– Действительно, – мама меняет тон. – Ты бы познакомила нас, деточка. Пригласи его в гости…

Саломея приглашает. Ей кажется, что, встретившись с Аполлоном, родители изменят свое к нему отношение. Разве можно не любить его? Он умный. И тактичный. И, когда он улыбается, на его щеках проступают ямочки. У него в гардеробе три рубашки и пять галстуков. Два костюма, которые хоть и стары, но опрятны. Аполлон чистит их каждый вечер.

Он готовит яичницу в сковороде с кривым дном и умеет печь оладьи. Он знает древнегреческий и латынь, немного говорит по-испански и мечтает найти свою Трою. Аполлон вот-вот защитит диссертацию по эволюции солярных аспектов мифологии Аполлона или как-то так… они – связаны, Аполлон и забытый греческий бог. Впрочем, тот, другой, был несчастен в любви.

А нынешний будет счастлив с Саломеей. И родители все поймут.

Вот только он не пожелал идти в гости.