Дельфийский оракул

– Жалость какая! Уронил! – сказал он, переворачивая чайник на бок. Желтоватая заварка затопила его смартфон. Саломея подумала, что, возможно, не следовало ей соглашаться на это свидание.

Место уж больно уединенное…

– Ты, наверное, думаешь, что я сошел с ума? – Аполлон выловил из чая свою невинную, утопленную им трубку, и, вытерев ее салфеткой, положил на краешек стола. – Иногда я и сам думаю, что сошел, но… в общем, ты веришь, что вещи способны менять своих владельцев-людей?

Женился Аполлон по расчету. Ему было не стыдно признаваться в этом, ну, разве что самую малость. В конце концов, что, как не грамотный расчет, дает человеку шанс на долгую и счастливую жизнь? Любовь? В нее Аполлон не верил. Не потому, что испытал разочарование в любви, скорее уж, неверие его было чем-то само собой разумеющимся, сродни некоему исконному знанию. И данный факт изрядно облегчал ему жизнь.

В общем, Аполлон женился. По расчету.

Супруг он выбирал придирчиво, всякий раз взвешивая не только материальное положение очередной дамы, но и особенности характера новой избранницы. А вот внешность ее значения почти не имела.

– Значит, характер? – Саломея смотрела в стакан, опасаясь, что, если она взглянет на Аполлона, то не сдержится и плеснет чаем ему в лицо.

– Ты была очень молодой. И вспыльчивой. Ревнивой. Вряд ли твои родители одобрили бы ранний брак, следовательно, в худшем случае, меня ждала война с ними. В лучшем – их полное невмешательство.

– И чем это было так плохо?

– Ты не имела работы. И нормального образования – тоже, чтобы хорошую работу найти. И желания – не имела. Зачем искать службу, если все хорошо? Мне пришлось бы пахать за двоих. А я не был к такому готов. Прости.

Раскаяния в нем явно нет. Скорее уж, это просто дань традиции. За давние разлуки надо извиняться – положено так делать.

– Я не хочу лгать, – объяснил Аполлон. – Я мог бы придумать душещипательную историю – о вынужденной разлуке и собственных жутких страданиях, но я действительно не хочу тебе лгать.

И это – уже ложь.

Ведь был вчерашний день. Что же изменилось?

– Твоя жена… – голос ее сел, в горле пересохло. – Она – другая, не такая, как я?

– Она была… мудрой женщиной.

Случайная встреча – в магазине сувениров. Аполлона привлекла черная амфора, сделанная столь умело, что в первый миг он принял ее за настоящую – и заглянул в магазин. Конечно, он сразу разобрался, понял – подделка, но надолго застрял в зале, беседуя, как ему показалось, с обычной продавщицей – спокойной женщиной в возрасте. Сначала он говорил об этой амфоре, перечисляя изображенных на ней богов и героев. Потом – о Греции. О себе…

А оказалось, что продавщица в тот день взяла больничный, и Татьяне пришлось поработать за нее.

Это был удачный день для них обоих.

Встречи их продолжались.

– Она была очень уравновешенным человеком. Дипломатичным. Спокойным. И умела разговаривать.

– А я – нет?

– Ты… и многие другие, вы просто высказываете претензии – и ждете, что я тотчас изменюсь по вашему желанию.

Разве Саломея была такой? Наверное, была.

– Татьяна же все объясняла. Терпеливо. Подбирая правильные слова. И возражения она выслушивать умела, не ударяясь в слезы. Это она предложила – пожениться.

– А ты – согласился?

Татьяна всегда одевалась неброско, но со вкусом. Курила она дешевые сигареты, но носила их в дорогом портсигаре. А вот зажигалка была копеечной, пластиковой. Татьяна говорила, что зажигалки она постоянно теряет, и потому нет смысла на них тратиться.

– Я понимаю, что старше тебя, – Татьяна припарковалась и вышла из машины. Двигалась она резко, порывисто, как будто боясь что-то не успеть. – И что вряд ли ты действительно меня любишь.

– Я и не говорил, что люблю.

За стоянкой располагался крошечный скверик с каштанами и треснувшей пополам липой. Часть дерева отвалилась, но не умерла липа. И ветви ее торчали вбок, увешанные крохотными, словно бы измятыми листьями.

– Вот поэтому ты мне и нравишься, – Татьяна села на качели. – Ты не пытаешься притворяться. Если бы ты знал, сколько на моем пути встречалось хорошеньких мальчиков, которые только и пели, что о неземной любви!

Она оттолкнулась ногами от земли, и качели заскрипели. Цепи их, выглаженные снизу до блеска чьими-то ладонями, вверху имели неприятный – ржавый – цвет.

– А я же не дура, Полька! Я отдаю себе отчет, что в бабу моего возраста влюбиться… нет, можно, но уж никак не мальчику.

– Я не намного моложе тебя.

– Намного, – возразила ему Татьяна, откидываясь назад. Она раскачивала качели, вроде бы нехотя, но – упорно. Она все делала так – упорно. – Ты не представляешь, насколько. Возраст, он же не только в паспорте обозначен. А я… впрочем, не об этом я хотела поговорить. Ты мне не врешь, и это уже хорошо. Я тоже не буду тебе врать. Ты мне нравишься.

Аполлон знал это. Он нравился подавляющему числу женщин – еще с того, детского возраста, когда из такой симпатии выгода человеком извлекается чисто инстинктивно.

– Ты не глуп. Обходителен. Красив. Но главное – честен. Хорошее качество в партнере. Я бы сказала – определяющее.