Дельфийский оракул

Были ее слезы прозрачны и чисты, падая в воду, превращались они в драгоценный жемчуг, который волна выносила на берег, пытаясь написать струями воды одно слово: «Убийца».

Моряки с криками радости кинулись в воду, спеша, наконец, коснуться великой Геи, пусть и славили они прежде владыку морей. Трогали они землю дрожащими руками, черпали ее горстями, благодаря за пристанище, и собирали белые жемчужины, как чудесный дар.

Нет города, столь же великолепного, как Фивы белокаменные. Крепко стоят они – во славу богов. Плодородные поля окружают город, тучные стада пасутся на окрестных лугах. Высокая стена окружает город, и семь врат открываются на семь дорог.

Никого и ничего не боятся Фивы, лишь гнева богов.

Однако милостив Зевс к своим потомкам, и даже ревнивая Гера умерила свою ярость, потому что восславили ее имя, имя великой матери и хранительницы очага. Для всех олимпийцев нашлось место в Фивах, и особо – Гермесу хитроумному.

Под его рукой процветает торговля. Со всей Эллады везут в Фивы товары, широкие реки вливаются в эти ворота – золота ли, серебра ли, диковинных ли плененных зверей или чудесной посуды; реки зерна, шерсти и других тканей, ароматных масел, скота, рабов… бессчетное множество товаров каждый день меняет хозяев, и кипит рынок, бурлит рынок.

Людские голоса оглушили Лето.

Чужие лица напугали ее, и прижалась она к мужу, ища защиты.

Ниоба же глядела на Фивы и жадно вдыхала чудесный аромат города, который уже видела своим. И отзывалась она на голос города. Разве услышит его трепетная Лето, привыкшая к тишине отцовского дворца? Боится, дрожит она, и снова – слезы в ее глазах.

Да разве можно плакать? Этак всю красоту выплакать недолго.

Так думала Ниоба и глядела на Фивы хозяйским взглядом. Быть ей женой Амфиона, названного в честь прадеда – основателя города и, по слухам, столь же сильного, как тот, прежний Амфион. А что до Лая с его замыслами, то не так уж умен молодой царь, как им он мнит себя.

Улыбалась Ниоба. Счастлива она была.

Улыбался Лай, глядя на такое знакомое, пусть и позабытое немного бурление жизни. Глядел он на улицы, на дома, на прохожих случайных, вдыхал все запахи, которыми богаты были Фивы. Дома он! И навек останется здесь. Еще не знал Лай, как он убьет Амфиона, но знал, что убьет непременно, не себя ради, но для счастья своих будущих детей.