Дельфийский оракул

Она ушла, оглядываясь, словно опасаясь, что исчезнет он, чужак, укравший ее душу. Отчего не желает Аполлон прийти во дворец? Преклонить колени перед Амфионом и Ниобой? Нашлось бы там место для него. Уж, верно, не стали бы противиться отец и мать их браку. У них еще шесть дочерей, помимо Этодайи, будет кому стать женой царя или героя. А Этодайя желала одного – быть с Аполлоном.

Он же, глядя ей вслед, сдерживал крик, готовый исторгнуться из его горла. Клекотала боль в груди, и немели руки. Вытащив чашу, наполнил ее Аполлон водой и выпил до дна, не морщась. Вгляделся он в лицо прадеда, долго смотрел на него, пока не поплыло серебро, становясь зеркалом.

Вот лежит его Этодайя, бледная. И сомкнуты губы ее, неподвижны ресницы. Не бьется синяя жилка на шее, и лишь ослабевшие руки обнимают рукоять ножа. Улыбается Этодайя счастливо, как будто в радость ей – умереть.

– Нет… нет… не надо, – шепчет Аполлон, ощущая, как невыносимая боль сковывает его. Не вдохнуть. Не выдохнуть.

И, преодолевая ее, он протягивает руку. Касается ледяной ладони, прощаясь.

– Нет, – говорит он пустой чаше. – Ты ошибся! Ошибся!

– Кто ошибся? – спрашивает Клеодокса. Давно пришла она и, скрывшись от людских глаз, смотрела, как обнимает Аполлон неудачницу Этодайю, как говорит с ней ласково, целует нежно. А после, выпив из чаши, меняется в лице.

Что увидел он в ней, в этой чаше, золотоволосый чужак, обещавший возвести на трон Клеодоксу?

Предсказал он верно гибель братьев, и все случилось именно так, как видела она. Обезумевший Сипил убил Исмена. А после пронзил себе грудь стрелой, не желая жить без брата.

И чему же суждено случиться дальше?

– О, здравствуй, змея, – Аполлон улыбался – прежней злой улыбкой. – Приползла ко мне пополнить запасы яда?

– Отчего же, у меня и собственного в достатке. Не то что у дорогой моей сестрицы, которая оказалась так глупа, чтобы полюбить проходимца. Но она всех любит, Аполлон.

– Значит, у нее большое сердце.

– Большое – не значит, что крепкое.

– Чего тебе надобно?

– Узнать, что за чудесная у тебя чаша. Уж не та ли это чаша, о которой матушка не велела нам упоминать? Не ее ли украл коварный Лай? И не из нее ли отравила лошадей Хрисиппа ревнивая Лето? Не эта ли чаша показывает грядущее, взамен отбирая разум? Сколько раз пил из нее мой брат?

– Единожды.

– Ему хватило. Слабый он какой… а ты силен… и бесстрашен… или же кровь твоя служит тебе защитой от безумия?

Коснулась Клеодокса руки Аполлона, и холодными были ее пальцы.

– А если и так, то что?