Дельфиний мыс

Все утро у Одика ушло на то, чтоб опять, незаметно от всех, соединить провода, чтобы в сад шел ток, иначе Карпов догадался бы, чьих рук это дело: Виталик помог бы.

И еще одно событие произошло утром. Не успел Карпов сбежать с крыльца, отправляясь на работу, как принесли телеграмму. Карпов быстро распечатал ее, прочитал и разорвал на мелкие клочки, точно опасался, что кто-то может подобрать их, склеить и восстановить текст. Лицо у него при этом почти не изменилось, только все как-то застыло: глаза, брови, губы — все остановилось. Словно перестало жить.

Мимо него с лейкой в руках проходила Лиля.

— Что с тобой? — спросила она.

— Ничего. — Карпов крепко сжал в кулаке клочки телеграммы. — Севка извещает, что не приедет, будет отдыхать в Гагре.

— Странно. — Лиля пожала плечами. — Всегда ведь приезжал.

— Ничего странного. Слишком умным стал… Набрался там всего… Я в последний его приезд заметил это.

— Очень неприятно, — сказала Лиля.

— Он еще пожалеет, — проговорил Карпов. — Вот возьму и не оставлю ему ничего — ни метра площади, ни метра земли… Попляшет тогда.

И с клочками телеграммы в туго сжатом кулаке тяжело пошел к калитке.

Значит, они могут теперь жить здесь сколько хотят, понял Одик, стоявший у открытого окна их комнаты. Вот небось мама с отцом обрадуются, они ведь по-прежнему не знают ничего. Не знают того, что знает он…

К морю Одик пришел на полчаса раньше условленного. Он сидел на камне и терпеливо ждал мальчишек.

Хрипло орали чайки, волнистая линия бурых водорослей у прибойной полосы уходила вдаль. Было неуютно и промозгло. И очень тревожно. Полуразрушенный каменный сарай на пустыре, заросшем кустами и репейником, казалось, таил в себе неразгаданную мрачную тайну: может, за его щербатыми стенами таились грабители или шпионы, переброшенные ночью на подводной лодке? Одик поежился и отвернулся от сарая. И сразу увидел мальчишек: они шли сюда, и впереди — Катран. Он катил перед собой камеру. И вдруг Одик подумал, и ему стало горько и тяжело от этой мысли: а что, если б он выпустил тогда из сарая Ильку? Может, он и не стал бы предателем и оставался обыкновенным мальчишкой…

Вряд ли… Он и тогда уже был неприятным — заносчивым, завистливым. И чем раньше ребята узнают его, тем лучше.

— Привет! — крикнул еще издали Катран и махнул рукой. — Лови! — И пустил камеру на Одика.

Одик вскочил, выставил вперед руки, чтоб поймать, но камера ударила его, и Одик чуть не упал.

— Как спалось? — спросил Катран.

Он так радостно смотрел на Одика — да и не только он, — что сердце его учащенно забилось.

Один Миша по-прежнему строго поглядывал на Одика. Может, потому, что мальчишки и в этот раз скрыли от него готовящийся налет на Карпова. Одик стал искать глазами Ильку. И нашел. И чуть не обалдел. На лбу Ильки опять синела узкая лента…

Так вот зачем пришли они сегодня на Дельфиний мыс!

Одик впился в него глазами. Вот перед ним он — предатель, и никто, кроме Одика, не знает этого… Никто!

И ведь ничем вроде не отличался он от других мальчишек: лицо у него холодное, собранное, глаза цепкие, зоркие и совсем не смотрят на Одика. В них даже чувствуется что-то похожее на решимость и бесстрашие.

Одик сжал зубы и застыл. Он смотрел, как ребята пошли к горе, и он пошел за ними и вместе лез к опасной стене. Он видел, как Толян и Костя пробежали по этой стене. Пробежали туда, куда, может, за всю историю человечества пробралось только четверо отважнейших. Да, возможно, еще один — тот военный моряк, чей бушлат, ботинки и бескозырку с надписью на ленте «Мужественный» (не оттого ль они повязывают лоб новичка лентой?) они нашли в пещере.

— Готовься, — тихо сказал Миша. — Только спокойней… Точность, быстрота и спокойствие!

Илька оглянулся. Глаза его вдруг столкнулись с глазами Одика и вспыхнули злобой и отвагой.

— Не учи меня! — крикнул Илька, в какую-то долю секунды он понял: пройдет!