Нет, я не жалела себя. Это чувство давно забыто. Год назад Вика заставила меня принять себя, свою жизнь, отказаться от жалости к себе и быть сильной. Я старалась. Действительно старалась. Забыла, что такое слезы, но с появлением Дмитрия и всех этих проблем, я снова вспомнила, снова заплакала, снова начала чувствовать боль, страдания и слабость.
Год… да что такое год? Это всего лишь небольшой промежуток времени, который казался мне вечностью. А что изменилось? Я стала черствой проституткой, раздающая себя направо и налево. Да, теперь у меня есть деньги, но какой толк от них, если у меня ничего в жизни не осталось? Ни родных, ни друзей, ни мужа, ни сына. Все ценности, которые двигали мной всю жизнь, просто исчезли, оставляя меня один на один с собой и проблемами. Что с этими деньгами я буду делать, ведь даже потратить их некуда. Только шмотки и развлечения. А дальше что? Какие ценности у меня сейчас? Да никаких!
Мы много плакали, иногда переходили на повышенные тона, бурно что-то обсуждая, иногда на шепот, делясь друг с другом чем-то важным. Казалось, что мы пытаемся выплеснуть всю ту энергию, накопившуюся за последние годы. У Леры тоже жизнь не такая уж и сладкая, похлеще моей будет.
— Будучи пятилетним ребенком у папы возникли большие проблемы на работе. Его фирма была в шаге от разорения и все партнеры запросили большую компенсацию. Я не особо вдавалась в подробности, ведь пятилетнему ребенку это все было не интересно, а сейчас мне никто не хочет и не собирается рассказывать. — Лазункова пожала плечами и грустно хмыкнула. — В итоге, он продал фирму за копейки и смог выплатить всем, кроме одного, у которого был самый большой долг. Отец требовал рассрочку, хотя бы частями отдавать, но тот, ни в какую не шел на контакт. Сначала у нас отобрали дом, машину, мы остались одни, стоя под дождем босяком на Ленинском проспекте. — Меня забила мелкая дрожь, представляя всю эту картину. — В то время Дима разрабатывал какой-то проект, который согласились купить за неплохую цену. Все надежды были устремлены только на него, отец ничего не мог сделать, мать тоже, а уж я тем более.
— Сколько тогда было твоему брату лет? — Удивленно спросила я, допивая остатки шампанского из бокала.
— Десять, — грустно усмехнулась сестра, пытаясь унять дрожь и не просившиеся наружу слезы. — Диан, ему было тогда всего лишь десять лет.
Я округлила глаза, представляя, как маленький гений-Лазунков, приходит в крупную компанию, представляет свой проект и инвесторы готовы его купить. Да это же невозможно!
— Получив деньги, мы тут же отдали часть тому партнеру, а на вторую собирались первое время перекантоваться в каком-нибудь самом дешевом хостеле, но ему было мало. Он хотел все деньги получить и прямо сейчас.
— Господи, у людей вообще есть человечность?! — Воскликнула я, приподнимаясь с кровати, но затем тут же садясь обратно.
— Нет, Диан, у людей, у которых есть деньги — человечности быть не может! Мало того, когда он понял, что у нас нет денег, и мы ничего не можем ему предложить, так как он все и так у нас забрал, то он похитил меня. Запер в каком-то подвале и вымогал у отца деньги. — Я округлила глаза и тут же тошнота подступила к горлу, представляя маленького ребенка, запертого в подвале, который плачет и скулит, чтобы его выпустили. Лера аккуратно положила свою ладонь на мою, слегка сжимая ее и горько улыбнувшись. — Нет, ничего ужасного тогда не произошло, меня исправно кормили, выгуливали, даже какой-то дядя, который вечно за мной смотрел, иногда позволял мне поиграть в камешки. — Лера истерично засмеялась, понимая всю комичность и абсурдность той ситуации, что для ребенка тогда уже за счастье было, что он кушает, гуляет и играет. — Меня спасла банальная полиция, и то, Дима тогда им все выложил на блюдечке, где я и что я, просто потому, что он был еще маленьким, он побоялся идти один напролом против большого количества бугаев. Только благодаря нему я жива, живы мы все и живем довольно хорошо. Всегда в достатке, Дима всегда присылает нам деньги.
Я тяжело вздохнула, а на глаза навернулись слезы, видя, что у девушки они давно уже потекли.
— Наверное, поэтому Дима такой грубый, черствый, одинокий, он привык быть один и все делать сам.
— Как ты это пережила?
— Никак. Меня до сих пор иногда мучают кошмары, а перед глазами стоит тот ужасный, грязный и сырой подвал.
Я сочувствующе обняла рыдающую девушку, даже боясь представить, что она пережила. Ее история не выходила у меня из головы, а картинки, которые она описала, стояли перед глазами. Я была первым человеком, которому она смогла это все рассказать и не постесняться.
Мы еще достаточно долго болтали, время летело незаметно, и мы даже не помнили, как уснули, но наутро проснулись вдвоем на кровати в обнимку друг с другом. Так как кровать мы не разложили, то ночью порядком замерзли, а разбудила нас не кто иной, как маленькая девчушка, которая запрыгнула на кровать и начала прыгать на ней.
— Мы идем сегодня кататься на роликах? — Не унималась Лиана, продолжая прыгать.