Делиец

– Папа, к сожалению, умер… Почти сразу, как… – она запнулась. – А мама ушла вслед за ним. Я была их единственным ребенком, так что и разгребать все эти авгиевы конюшни мне пришлось самой. Ничего не могу сказать плохого про Хоггарта, после своего ухода он щедро снабжал нас деньгами, в рамках того, что мог, конечно. Сложно обвинять человека, который и так столько лет прожил с ненужным ему чужим ребенком. Мои подработки в интернете тоже приносили какие-то деньги, так что жаловаться здесь было не на что. А к очередям в поликлиниках и бесконечным сборам кучи справок мы просто привыкли.

Вдруг ее взгляд остекленел под грузом этих воспоминаний. Мышцы лица застыли как вода в сильный мороз, покрываясь льдом. Слезы высохли, запечатывая мимику в гипсовую маску. Несколько минут она простояла так, не в силах пошевельнуться.

Потом, словно с трудом разлепив губы, она прошептала:

«И зачем только я тебе все это рассказала. Сама не знаю, что на меня нашло. Я не привыкла жаловаться. А тут, словно в сопливой мелодраме, взяла на тебя все, да и вывалила.

Она попыталась высвободить руку, все еще покоившуюся в его ладони. Как вдруг сильным движением он потянул ее к себе, и она, словно резинка, вновь оказалась у него на груди. Неистово схватив ее, он начал покрывать поцелуями ее лицо, а затем впился в губы, сливаясь с ней в каком-то животном порыве.

Потом он схватил ее на руки, перекинул через плечо, словно ковер, и поволок прочь из башни. Едва они оказались на улице, он поймал такси, и уже через пятнадцать минут они были в отеле.

Они со всех ног бежали к его номеру. Едва закрыв за собой дверь и повесив на ней табличку «Не беспокоить», они ринулись под обжигающие струи воды. Срывая друг с друга остатки одежды, они швыряли ее прямо на кафельный пол.

А потом целый вечер и еще полночи предавались забвению на хрустящих белых простынях двухметровой кровати.

Глава 7

Проснулась она от какого-то странного чувства. Рука лениво проехалась по белому хлопку, но не нашла ничего, кроме остывших простыней.

Она чуть приподнялась и облокотилась на подушку. Плотная штора была сдвинута набок, и когда глаза привыкли к темноте, она увидела его силуэт. Он сидел на балконе, завернувшись в халат, словно в кокон, и курил.

В темноте он выглядел, будто греческий Бог, только что сошедший с Олимпа. На нем не было ни грамма жира, он был, скорее, худощав, но при этом широкоплеч, а руки не скрывали близкого знакомства со спортивными снарядами.

На невзыскательном пластиковом столике рядом с ним красовалась початая бутылка коньяка, которую он опустошил почти на две трети.

Он был таким притягательным и таким непонятным одновременно. В постели он был невероятно техничным и столь же невероятно чужим. Он знал, как доставить женщине удовольствие, и это лишь подтверждало ее догадки о куче поклонниц, обивавших пороги Олимпа. А когда они оказались с ним в этой реальности, его словно подменили каким-то чужаком.

Опытным, умелым, да. Но все равно чужаком. Он как будто физически был с ней, но душой улетел куда-то еще. Или к кому-то еще. Кто же теперь разберет.

Она тоже завернулась в кокон и протиснулась сквозь балконную створку.

– Не спишь? Позволишь, я присяду здесь?

– Будешь? – он кивком указал на початую бутылку.

Приняв ее молчание за согласие, он принес второй коньячный бокал.

Все это время он просидел молча, вглядываясь куда-то вдаль. Когда бутылка была допита, он сказал:

– Признаюсь, я впервые в жизни выпроваживаю девушку посреди ночи, но тебе больше нельзя здесь оставаться.

– И я тебе признаюсь: я никогда не навязывала свое общество никому, но все же, мне любопытно, почему мне нельзя остаться? Ты ждешь кого-то еще? Не мое дело, конечно, просто… интересно.

– Нет, никого я не жду. Но, черт возьми, мы не должны были делать того, что сделали. Какой же я олух! Не смог устоять перед твоей красотой.

– Ты говоришь, словно средневековая девственница. На дворе 21 век, и твой пояс целомудрия давно заржавел. Что такого, если два человека понравились друг другу и провели ночь вместе? Почему мы не должны были делать этого? Нас что, мама отругает? Учитель двойку поставит, что?!

– Не кипятись. Дело не в тебе и даже не в учителе. Просто я… Как бы тебе это объяснить. Я не лучшая для тебя компания.

– Ничего себе! То есть, все это время ты был лучшей компанией и вдруг на тебе. Просто скажи, что тебе не понравилось, нечего сочинять невесть что.

Она нервно вскочила и попыталась просочиться через балконную створку в комнату. Но балкон был слишком уж экономического класса, поэтому ее спутнику не составило труда тут же ухватить ее за руку.

Он встал, слегка пошатываясь, из-за столика и приблизился к ней вплотную, втиснувшись в несчастный дверной проем. Его лицо было в сантиметре от ее, руки обвили плечи, а бедра вжимали тело в дверную коробку.

Два самых первых свидетеля нового дня стояли безмолвно, их дыхание было прерывистым. При этом два бархатных глаза смотрели на нее как-то грустно.