Деликатесы Декстера

Впрочем, жертва показалась мне несколько более серьезной, когда я наконец добрался до своего офиса и обнаружил, что кто-то другой, а не Добрый Декстер, принес пончики и от них уже осталась только помятая коробка в пятнах жира. Но зачем мне пончики, когда жизнь и так сладка? Я приступил к работе с улыбкой на устах и песней в сердце.

В этот раз не было никаких отчаянных звонков, призывающих меня устремиться на место преступления, и за первые полтора часа рабочего дня я успел сделать много бумажной работы. Я позвонил Рите и убедился, что с Лили-Энн все хорошо и ее не похитили пришельцы. Когда она сонным голосом ответила мне, я пообещал навестить их после обеда.

Я заказал кое-какие расходные материалы, заполнил несколько отчетов, наведя таким образом в своей профессиональной жизни почти полный порядок. Конечно, это не могло восполнить утрату пончиков, но я был доволен собой — Декстер считает порядок своим Долгом.

Когда около десяти на моем столе зазвонил телефон, мои глаза все еще застилала розовая пелена удовлетворения.

— Морган слушает! — радостно сообщил я в трубку и был вознагражден угрюмым голосом моей сестры Деборы.

— Где ты? — поинтересовалась она, не особенно вдаваясь в подробности. Если я говорил с ней по служебному телефону, длинным шнуром прикрепленному к моему рабочему столу, где я мог быть? Вероятно, сотовые телефоны действительно разрушают ткани мозга.

— Я тут, на другом конце провода, — ответил я.

— Встретимся на стоянке, — отрезала она и бросила трубку, прежде чем я успел возразить.

Я нашел Дебору возле ее служебной машины. Она раздраженно опиралась на капот и так злобно смотрела на меня, что я, по подсказке своего стратегического таланта, решил атаковать первым:

— С какой стати тебе пришло в голову встречаться здесь? У тебя есть прекрасный офис со стульями и кондиционером.

Она выпрямилась и полезла за ключами.

— В моем офисе завелись паразиты, — сказала она.

— Какие?

— Дик, — ответила она. — Этот сладенький сукин сын без капли мозгов не оставляет меня в покое.

— Он не может оставить тебя в покое. Он твой напарник.

— У меня крыша едет от этого, — заявила она. — Он притаскивает свою задницу на мой стол и сидит там, ожидая, что я втрескаюсь в него по уши.

Мое воображение нарисовало потрясающую картину: Дебора с треском врезается в своего напарника и оказывается по уши в нем. Но насколько бы яркой ни была картина, особого смысла в ней я не увидел.

— А с чего это тебе втрескиваться по уши в твоего напарника?

Она покачала головой:

— Может быть, ты не заметил, но он хорош собой до идиотизма. Если действительно не заметил, то ты единственный в этом здании. Включая самого Дика.

Конечно, я обратил на это внимание, но не понял, какое отношение его до неприличия смазливая физиономия имеет к предмету дискуссии.

— Ладно, — сказал я, — заметил. И что с того?

— Он уверен, что я наброшусь на него, как любая другая девица, — ответила она. — А меня тошнит от этого. Он тупее бревна, только и может, что сидеть на краю моего стола, ковыряться нитью в своих идеальных зубах и ждать моих указаний. Если бы мне пришлось терпеть это хотя бы на две секунды дольше, я бы вышибла ему мозги. Садись в машину.

Дебора никогда не умела скрывать своих истинных чувств, но это было слишком даже для нее, и некоторое время я просто стоял и смотрел, как она забирается в машину и заводит мотор. Она прибавила оборотов, а потом, чтобы до меня наконец дошло, что она торопится, включила сирену. Вой сигнала вырвал меня из раздумий и переместил в пассажирское кресло. Не успел я закрыть дверь, как она тронулась с места и мы выехали со стоянки на улицу.

— Не думаю, что он нас преследует, — сказал я, когда она вдавила педаль газа в пол.

Дебора не ответила, а лишь проскользнула мимо набитого арбузами грузовика и на большой скорости поехала прочь от участка и своего напарника.

— Куда мы едем? — поинтересовался я, вцепившись в подлокотник.

— В школу.

— В какую? — спросил я, пытаясь понять, не заглушил ли рев мотора большую часть сказанного.

— Школа для богатых детишек, в которую ходила Саманта Альдовар, — ответила она. — Как ее… «Рэнсом Эверглейдс».

Я моргнул. Мне не казалось, что этот пункт назначения из тех, куда следует так торопиться: правда, может быть, Дебора боялась опоздать на урок, — но тем не менее мы продолжали на опасной скорости нестись сквозь поток. В любом случае было приятно осознавать: если мы не перевернемся по дороге, то самое опасное, что может меня ждать, — это комок жеваной бумаги. А принимая во внимание экономическое положение подавляющего большинства учеников, это будет комок жеваной бумаги самого высокого качества, что не может не утешить.

Поэтому я лишь сжал зубы и крепко вцепился в подлокотники, пока Дебора пролетала по городу: свернула на Лежен-роуд и въехала в Коконат-Гроув. Налево — на шоссе номер один, направо — на Дуглас-роуд, налево — на Пойнсиана-авеню, и, переехав Мейн-хайвей, мы оказались у ворот школы за время, которое вполне тянуло на рекордное, если бы кто-нибудь следил за такими вещами.