Деликатесы Декстера

— Здесь… воняет, — сказала она.

Здесь действительно не слишком приятно пахло — смесью застарелого пота, мокрой псины и плесени. Но какой смысл обсуждать вещи, которые все равно не можешь изменить?

— Могу принести тебе надушенный платочек, — сказал я, — он остался в машине.

Она отвела глаза.

— Не нужно так ехидничать.

— Пожалуй. Но выбраться отсюда мне действительно нужно.

Она не взглянула на меня и не удостоила ответом, что в данный момент являлось благословением. Я закрыл глаза и попытался усилием воли прогнать боль, бьющуюся в голове. У меня ничего не получилось, и через несколько минут мое занятие прервала Саманта.

— Я хотела бы, чтобы этого не случилось, — произнесла она.

Я открыл глаза. Она все еще смотрела в сторону, в пустой угол. Там не было совершенно ничего, но, вероятно, он оказался в ее вкусе.

— Прости, — сказал я.

Она пожала плечами, продолжая смотреть в угол.

— Ты не виноват, — продолжала она, и, несмотря на абсолютную истинность высказывания, с ее стороны это выглядело изрядной жертвой. — Я знала, они что-то добавили в воду. Они всегда так делают. — Она опять пожала плечами. — Я раньше никогда не принимала экстази.

— Я тоже, — заметил я. — Ты думаешь, это был он?

— Уверена, — ответила Саманта, — то есть Тайлер мне говорила. Она принимает помногу. Принимала… — Она покачала головой, и я увидел, что ее щеки залились краской. — Не важно. Она говорила, что экстази заставляет тебя желать прикасаться ко всем и… желать, чтобы прикасались к тебе.

Если это и в самом деле был экстази, описание действия казалось совершенно правильным. Я подумал, что мы либо приняли слишком много, либо это очень сильный наркотик, и почти покраснел при воспоминании обо всем произошедшем. Быть чуть более человеком — одно, но мое поведение находилось далеко за пределами допустимого и простиралось в область человеческого безмозглого идиотизма. Вероятно, эту дрянь стоило назвать по-другому. «Секстази», к примеру. Сейчас, вспоминая случившееся, я был рад во всем обвинить наркотик. Мне бы не хотелось думать, будто я способен вести себя как герой комикса.

— Ну ладно, нужно же попробовать, — закруглилась Саманта, все еще смущаясь, — не скажу, что мне будет этого не хватать. Ничего особенного.

Я не слишком хорошо разбираюсь в так называемых постельных разговорах, но, по-моему, такую разновидность честности они не подразумевают. Из того, что известно мне, следовало бы сделать друг другу по паре комплиментов, даже если оба уверены: случившееся — ошибка. Полагаю, текст мог быть следующим: «Это было прекрасно. Давай не будем портить память о случившемся попытками его повторить», или «у нас всегда будет наш Париж». В данном случае «у нас всегда будет наш ужасный вонючий трейлер на болоте». Может быть, это не очень подходило, но она могла хотя бы попытаться. Вполне вероятно, Саманта хотела таким образом отомстить мне за то неудобное положение, в котором оказалась, или, возможно, это соответствовало истине и она, как любой подросток, не знала, что таких вещей говорить нельзя.

В любом случае ее слова в сочетании с моей головной болью пробудили во мне ехидство, о существовании которого я и не подозревал.

— Ничего особенного, ты права, — согласился я.

Она посмотрела на меня взглядом, который можно было бы назвать злобным, но промолчала и через некоторое время отвернулась. Я еще разок потянулся, потер шейные мышцы и встал.

— Должен же быть способ отсюда выбраться, — проговорил я, обращаясь в первую очередь к самому себе, но, разумеется, она не могла не ответить.

— Не должен, — сказала она. — Они всегда держат людей здесь, и никто еще не выбирался.

— Если они находились под воздействием наркотиков, то могли и не пробовать.

Она прикрыла глаза, покачала головой, показывая таким образом степень моей глупости, и отвернулась. Может быть, я и вправду дурак, но не настолько, чтобы сидеть и ждать, пока меня съедят, не пытаясь сбежать.

Я еще раз прошелся по трейлеру из конца в конец. Ничего нового не появилось, но я осмотрел все тщательнее, чем в прошлый раз. Из мебели здесь были только нары, устроенные в дальнем конце и, по всей видимости, служившие кроватью. На них лежал тонкий туристский матрас, накрытый жалкого вида серой простыней. Я стянул матрас на пол, под ним оказался квадратный кусок доски, закрывавший отверстие. Вынув доску, я обнаружил ящик, где находилась тощая подушка в наволочке, весьма напоминавшей простыню. По всей видимости, ящик занимал всю ширину трейлера, хотя я мало видел в полутьме.