Но пастух так и остался стоять в дверях. Ничего окружающего сейчас для него не существовало. Мать здорова. Живет и здравствует. Камень, величиной с сам Нозернхолл пал с его души, и теперь он чувствовал себя чуть ли не самым счастливым человеком на свете. Но кто этот юноша, который лежит сейчас в его постели?
— Что случилось, ма? — глаза Флавиана бегали от увечного тела мальчика к матери, чей подол был окроплен чужой кровью.
— Этот мальчик хотел с тобой поговорить, сынок, — произнесла матушка, пытаясь отстирать в тазу окровавленное тряпье. — Он прибыл с Морского Востока.
Слова матери сбили юношу с толку.
"О чем она вообще толкует? И кто этот парень? Да, что здесь, Двенадцать Всемилостивых, здесь происходит?"
Сделав несколько шагов вперед, Флавиан присмотрелся к лицу мальчишки. Оно не было ему знакомы, и пастух готов был поклясться Пантеоном, что никогда не видел его в своей жизни. Лицо было смуглым, при этом обветренным, на его облике отпечаталась тяжелая судьба и усталость от жизни, несмотря на то, что с виду ему было не больше двенадцати лет. Мальчик испытывал тяжкий жар — все его раскрасневшееся лицо было покрыто потом, а закрытые веки судорожно дергались. Мама сделала перевязку, новоприбывший гость был тяжко ранен в правое плечо. Судя по тому, сколько мать потратила тряпья, юноша потерял много крови.
— Мама, — Флавиан перевел свой взор на женщину, дожидаясь от нее объяснений. — Кто это?
Буря эмоций тревожила его душу. Пастушок чувствовал, что он находится на грани… На грани чего? Он не понимал этого, но что-то в глубинах его сердца говорило о том, что что-то должно произойти.
— Он посыльный от твоего дяди Клепия, — матушка поджала уголки губ, морщины натянулись на ее щеках.
Флавиан хорошо знал свою матушку и понял, что она едва сдерживала слезы.
— Что случилось? Дядюшка был на Морском Востоке? С ним все в порядке? И почему этот мальчик ранен?
В тот момент, Флавиан не понимал, что задает слишком много вопросов, на которые не захочет узнать ответов, потому что они страшны и ужасны. Однако, в его голове прояснилось то, почему дядя Клепий так давно не заезжал к ним в Утворт. Неужели, по велению своего ордена, он отправился на Морской Восток?
— Я не знаю, сынок, — мать пастуха в тот момент либо нагло врала, либо мальчик так ничего и не рассказал ей. — Этот мальчик хотел поговорить с тобой и передать тебе
Флавиан за свою жизнь ни разу не видел мертвых или тяжело больных людей, но судя по состоянию этого юного путешественника, жить ему оставалось не долго. Кровь сочилась через наложенную повязку, а те места раненой руки, что не были прикрыты тряпьем, были черными и вены были вздутыми. Лоб утомленного путника был усеян крупицами пота, а грудь тяжело вздымалась и опускалась, словно холм, пришедший в движение.
— Флавиан, посторожи мальчика и побудь рядом, — матушка дала наставления. — Если он очнется без меня, дай ему пожевать Зеленушку и напои его с ведра. Если повязка снова намокнет от крови, поменяй тряпье.
Флавиан оглядел свою комнату, не понимая, о чем говорит мама. Он был где-то там далеко-далеко, голова его гудела, словно после пинты выпитого пива. У него сложилось ощущение, что это все дурной сон, и он скоро очнется на одном из холмов, где паслась его отара.
— Сын, следи за ним, — повторила еще раз женщина. — Я дойду до травницы Лесии и возьму у нее отвар из глинника.
Флавиан смог только кивнуть головой, но как только он пришел вновь в себя и оглянулся, матери уже не было. Он уселся на кровать, сотворенную из топчанов, на котором располагалось ложе. Матрас, набитый сеном и обшитый овчиной. Его кровать. И сейчас на этом ложе лежал мальчик, без имени и без прошлого, тот, кого он не знал. Но где-то внутри пастуха проснулось чувство, которое предупреждало его об опасности.
Флавиан не знал, сколько он просидел с того момента как ушла мать, до пробуждения неназванного гостя. Мальчик едва раскрыл свои слипшиеся глаза, как увидел перед собой лицо юноши, о котором когда-то рассказывал ему Клепий.
— Ты как? — задал вопрос Флавиан.
Мальчик широко раскрыл свои глаза и обеими руками схватился за ладонь пастуха.
— Печати, — хриплым шепотом промолвил малец, обращаясь к Флавиану. — Печати…
«Он бредит», — подумал Флавиан и встав с кровати, побрел за Зеленушкой, которая была подвешена в другом углу дома.
— Не уходи, — в ответ послышался хриплый голос мальчика, раненый кашлял кровью.
— Я сейчас, — ответил на это пастух, и снял с веревки зеленушку. — На, пожуй ее. Они помогут снять боль.
Мальчик, с перекошенным от боли лицом, глянул на свое плечо и из его глаз начали сочиться слезы. Он принял от Флавиана высушенные листья Зеленушки и начал разжевывать их.
— Это уже не поможет мне.
«Ему очень плохо», — теперь Флавиану стало по-настоящему жалко этого юнца, который не прожил даже одной пятой отпущенной ему жизни.
«Боги, почему вы допустили это? Вам разве не жалко смотреть на этого мальчика? Не в ваших ли силах ему помочь?»
— Ты Флавиан, из рода Сетьюдов? — поинтересовался мальчик, хотя он и так прекрасно знал ответ.