Упрямо смотря себе под ноги, подошла к воину, позволила надеть цепь. Ноющая боль в руке проходить не спешила, но сейчас она заботила меня мало. Я больше беспокоилась о том, чтобы не показать мужчине своих эмоций. Когда тот одним пальцем приподнял за подбородок, все, что он увидел в моих глазах — лишь обреченность. Но я недооценила противника, потому что в следующий момент, кочевник несильно дернул цепь, и маска слетела с моего лица. Глаза полыхнули ненавистью, но и она не пробила ледяную броню моего хозяина. Тот кивнул на саура поменьше:
— Садись.
Мирно разлегшаяся на песке зверюга "приветливо" оскалилась, и я отпрянула назад, натянув цепь. Пускай снова ударят, но на эту тварь я не полезу. Она же головы походя может откусывать, а мне предлагают ей самостоятельно править? Спасибо, воздержусь.
Но мое мнение опять же не учитывалось, поэтому я и моргнуть не успела, как сидела в полутора артах над землей. И это ящер еще не вставал! Зато когда поднялся на ноги…
"К шайтам все, я остаюсь! Снимите меня!" — вопила я, правда, мысленно. Потому, что все внимание уходило на то, чтобы удержаться одной рукой за выступ седла, раскачивающегося из стороны в сторону в такт перетаптываниям саура, а еще потому, что за мной пристально следил весьма хмурый кочевник.
На дворец я не оглянулась. Не хватало сюда вернуться.
Городок среди пустыни мы покинули быстро. Кочевник на большом ящере ехал чуть впереди, не выпуская из руки цепь и иногда бросая колкие взгляды на меня. Лучше бы повод моего саура взял, чтобы не приходилось еще и об этом беспокоиться. Хотя им я почти не правила. Животное оказалось обученное и шло следом за сородичем как привязанное. Меня же все больше тревожила рука. Боль в плече усиливалась, а когда мы перешли на бег, стала вовсе невыносимой.
— Я бы не советовал падать, — сердитый голос заставил вздрогнуть и поднять глаза на воина. Тот демонстративно показал намотанную на руку цепь.
То есть, если я упаду, останавливаться он не намерен? А мне предлагается волочиться следом по земле или лучше сразу удушиться этой шайтовой железкой?
— Держусь, — бросила сквозь зубы и вцепилась левой рукой в седло.
Зато мысленно костерила всех рабовладельцев, а с ними и кочевников вместе взятых. Сам приказал ударить, а теперь недоволен?
Я проклинала все на свете. Правая рука повисла плетью и совершенно не желала двигаться, пальцы начинали неметь, зато каждый прыжок ящера отдавался болезненной вспышкой в плече, которая ледяными волнами растекалась вниз до запястья. Молча терпеть не получалось, и я тихонько шипела сквозь зубы, сосредотачивая внимание на бескрайних песчаных просторах впереди. Получалось плохо. Хотя бы потому, что после очередного мощного прыжка, эти просторы смазались в сине-рыжую пелену. Не сразу поняла, что по лицу текут слезы.
Сказать, что ли, этому изуверу?
Но пока промолчала. Убраться с территории Номаду хотелось сильнее.
Приноровившись к бегу животного, я накинула повод на выступ седла и разжала занемевшие пальцы. Нужно было как-то пристроить правую руку, чтобы ее не сильно болтало. А бешеная зверюга выбрала именно этот момент и вильнула в сторону, клацнув зубами какое-то насекомое. Ошейник впился в горло, цепь натянулась, а я, захрипев, полетела на землю. Попыталась прикинуть сколько до нее артов, но не успела — все то же плечо пронзило болью. Но что еще хуже, надо мной нависло перекошенное лицо хозяина. Наверное, я и головой ударилась, потому что на миг показалось, что на нем промелькнул испуг. Однако от этой нелепой мысли быстро отказалась.
— Совсем рехнулась?! — заорал на меня мужчина. Он говорил что-то еще, но я уже не слушала. По моему лицу текли слезы, рука ныла, и было до невозможности обидно: если бы не его шайтова цепь, я бы, может, и удержалась. И как мне хотелось все это высказать в ответ, но спасительная тьма не оставила шансов.
Глава 4
ГЛАВА 4
Меня болтало из стороны в сторону, подбрасывало в такт размеренным прыжкам саура, но крепкая рука, удерживавшая поперек живота, не позволяла упасть с огромного ящера. Очередной прыжок, и моя бедная голова встречается с каменным плечом. Я завозилась, чтобы сменить положение и при случае немного поворчать, как услышала короткое:
— Спи.
Веки послушно смежились.
Второй раз проснулась, когда меня укутывали в одеяло и на что-то укладывали. Что-то было чересчур твердым.
Спросонья ничего внятного сказать не удалось, лишь промычать. А еще очень хотелось пить, но это мое желание угадали без слов — в губы ткнулся бурдюк с водой. Несколько жадных глотков примирили меня с твердостью ложа, возмущаться расхотелось, а когда сзади прижалось горячее тело, защищая от прохлады ночи, жизнь вообще показалась крайне приятной штукой. Поэтому, теперь уже по собственной воле отложив упреки и вопросы до лучших времен, я провалилась в сон.