Больше поговорить не удалось, так как мы вошли в деревню. Здесь жизнь текла своим чередом, ничего не происходило и не менялось вот уже несколько десятков лет. Все такие же бревенчатые избы, женщины, занимающиеся домашними делами: готовкой, уборкой, хозяйством в виде небольшого подворья, заготовкой трав, варкой снадобий. Мужчины постоянно что-то чинили, мастерили, носили воду, кололи дрова. Совершенно обычные дни, совершенно обычной деревни. Сейчас, когда на землю опускалась ночь, здесь правила уютная тишина. У домов тлели небольшие костерки — время ужина прошло, и теперь после долгого дня жители Долины готовились ко сну. Нас видели только пара семей, но я была уверена — к утру новость достигнет ушей каждого.
В доме матушки для меня всегда была готова комната, как у Ритара в Тель-Минаре, наполненная детскими воспоминаниями. И каждый раз возвращаясь сюда, я замирала на пороге, переполненная противоречивыми чувствами: радостью от привычного уюта и тепла, и печалью от того, что постоянство этого маленького мирка, принадлежавшего только мне, осталось в прошлом. Наверное, все люди, приходя в родительский дом, ощущают это — сожаление о минувших днях, об утраченной беззаботности, которую по мере взросления сменяет рассудительность и гора ответственности за себя и за свою собственную семью.
— Располагайся, — кивнула Ритару. — Думаю, Амирана не будет против.
— Ты называешь мать по имени, — заметил мужчина.
— Только вслух и не наедине. Привычка, — дернула плечом. — Мне никогда не хотелось, чтобы другие дети считали, что у Главы ко мне какое-то особое отношение только потому, что я ее дочь, пусть все и знали о нашем родстве. Поэтому еще с детства, когда мама только начала меня обучать, мы договорились, что на людях она для меня такая же наставница, как и для всех.
— Сурово.
— Зато я не чувствовала себя неловко, когда она отчитывала кого-то другого за неверный ингредиент отвара, а не меня. Впрочем, мной она была недовольна даже чаще других.
— Так всегда. У родителей слишком высокие ожидания от собственных детей.
Я оторвалась от созерцания своей комнаты и повернулась к Ритару. Он тоже говорил о собственных переживаниях.
— Отец учил тебя кузнечному делу, — догадалась я и получила в ответ кривую ухмылку:
— И это было абсолютно не мое. С готовым клинком я управляюсь куда лучше, чем с куском необработанного железа.
Я не смогла отказать себе в сиюминутном желании прижаться к моему мужчине, обняла его за талию и уткнулась носом в широкую грудь. Приятно было сознавать, что у нас есть нечто общее, несмотря на все различия между нами. Пусть даже это строгие родители, ожидавшие слишком много от своих отпрысков.
— Поэтому я легко согласилась жить с отцом. Ему нужен был наследник, хоть и женского пола, а мне… Сначала было интересно и необычно, другой уклад, другая жизнь, любовь человека, которого я никогда раньше не видела и не знала… Отношение окружающих тоже сыграло роль. Со мной носились как с маленькой вейлой, все вокруг старались угодить. Мне было интересно вникать в его дела, в устройство городской жизни, а потом оказалось, что в стремлении обучить меня всему отец не так суров, как матушка. Если мне что-то было непонятно или не получалось, он терпеливо объяснял, учил примером. Это меня и подкупило. Я знаю, что мама меня очень любит, но порой с ней бывает… сложно.
Пусть усталость валила с ног, а глаза слипались, я не могла отказать себе в желании посидеть в горячей воде. Поэтому дав себе мысленного пинка, решительно занялась осуществлением единственной мечты последних недель.
Пока грелась вода для ванны, матушка нас накормила, расспросила еще немного о дороге, но о главном, что меня беспокоило, я решила поговорить завтра. Меня больше интересовало, видела ли она то же, что и я.
Откисать в маленьком железном корыте пришлось по очереди — в нем и один человек мог разместиться только сидя, а уж вдвоем вовсе никак.
— Давай я тебе помогу, и пойдешь отдыхать. Ты уже засыпаешь, — Ритар провел мочалкой по плечам, а у меня сил хватило только чтобы промычать от удовольствия. В итоге принятие ванны превратилось в купание сонного младенца. Воин даже вытащил меня на руках, поставил перед собой и вытер с головы до ног. Лишь на некоторое время замер за спиной.
— Если хочешь, я могу их убрать. В любое время, только скажи, — горячие губы оставили след между лопаток, а я почему-то именно в этот момент подумала, как сильно люблю этого мужчину. И что бы ни случилось с нами в будущем, он должен об этом знать.
Развернулась, отбросила в сторону полотенце, положила ладони на колючие щеки и произнесла то, что жгло грудь, слова, которые рвались наружу, потому что им стало тесно внутри:
— Я люблю тебя, — и прижалась к его губам, не желая знать, что Ритар скажет в ответ.
Руки айкара медленно поглаживали мою спину. Поцелуй вышел тягучим и нежным, и не понятно, от чего кружилась голова: от усталости, моих смелых слов или этой пронзительной близости.