— Нормально.
— Береги себя, ты нам нужен здоровым.
Роман вспомнил разговор с Афанасием, случившийся после того, как его подлечили лекари «Триэн», и он смог ответить на звонок.
— Спасибо тебе! — поблагодарил полковник. — Нашли мы ту подлодку, отогнали. Гнали так, что команда надолго этот поход запомнит.
— Как там, на Севере? — спросил Роман.
— Север красив, но не для меня, я другую природу люблю. Поправляйся, навещу тебя через пару дней.
Он и вправду приехал тогда в Псков и долго рассказывал о своих впечатлениях от командировки в Арктику. И орден привёз — «За заслуги перед Отечеством» IV степени.
— Вот, радуйся, Евсеич расщедрился, выписал как секретному сотруднику. Носить не рекомендую, спросят — за что.
Тогда Роман не придал награде значения, но после рассмотрел и проникся. Наградами такого уровня похвастать мог далеко не каждый.
Он кинул взгляд на шкаф в прихожей, где на полке лежала коробочка с орденом. Держать её здесь было опасно, и у него давно зрела мысль отдать орден на хранение дяде Коле Саперавину или деду Митяю.
Стукнула дверь. На пороге возникла Юна, одетая в джинсовый брючный костюм. В глазах её стояли сомнения, вопросы и тревога.
— Мы уезжаем.
— Знаю.
Два взгляда один в один!
Чего она хочет? Смотрит — как дразнит. О чём спросит?
— Можно, я буду звонить?
— Конечно, что за вопрос.
— Я не хочу уезжать!
— Разве отец тебе не объяснил, в чём дело?
— Объяснил, но я всё равно не хочу! — Она шагнула ближе.
Роман поймал себя на мысли, что он мог бы заставить её забыть о его существовании. Либо наоборот — броситься в объятия.
Юна бросилась к нему, обняла, прижалась лицом к груди. Плечи её задрожали.
Он замер, не зная, что делать, осторожно обнял за плечи.
— Успокойся, мы же не расстаёмся навеки. Вы переедете, устроитесь на новом месте, ты найдёшь работу, познакомишься с умным парнем.
— Мне никто не нужен! — еле слышно прошептала она.
— Ты красивая, добьёшься всего. — Роман послал мыслеволевой приказ успокоиться. — Верь мне!
Она вздрогнула, прислушалась к себе, резко отстранилась. Глаза девушки сухо блестели.
— Никогда больше т а к не делай!
— Как? — растерялся он.
— Я чувствую. ты пытаешься меня успокоить. Не надо!
— Хорошо, не буду, — пообещал он.
— И я знаю, что она тебя не любит. — Юна бросила взгляд на стол, где всё ещё стояла рамочка с фотографией Даниэлы. — Если бы любила — жила бы здесь. Прощай.
Она повернулась к двери, но вдруг метнулась назад, поцеловала и исчезла за дверью, так что он ничего не успел сказать. На губах таял жасминный отпечаток поцелуя.
Лишь позже пришла мысль, что он не спросил, как обстоят дела с коленом девушки, исцелил он его или нет. Хотя, судя по её стремительности, колено её больше не беспокоило.
Через полчаса на лестничной площадке зазвучали голоса.
Он открыл дверь.
Соседи стояли с сумками в руках, все трое: Варсонофий, Нина Александровна и Юна. Оглянулись на него.
— Я помогу, — пробормотал он.
— Не надо, мы справимся, — отказался модератор псковского отделения «Триэн». — Взяли только самое лёгкое, через месяц приеду, заберу остальное. Будь здоров.
— Как нога? — Роман перевёл взгляд на Юну.
— Спасибо, хорошо, — ответила за неё мать. — Танцует по утрам. Говорит, снова спортом начнёт заниматься.
Роман окунулся в глаза девушки и словно умылся родниковой водой. Хотя последним ощущением была печаль. Юна не хотела уезжать, а главное — любила его, и ничего с этим поделать было нельзя.
— До свиданья.
Семья Солнышкиных потянулась к выходу из подъезда.
Роман закрыл дверь, прижался к ней спиной, внезапно почувствовав пустоту в груди. Это была потеря, он снова оставался один, и никакие мысленные уговоры «заниматься своими делами» не спасали. Терять никого не хотелось, тем более что он привязался и к Варсонофию, и к Юне. И хотя он знал её всего ничего и никогда не позволял себе думать о ней как о «естественной компенсации одиночества», отъезд девушки ощутимо ударил по сердцу, заставил тосковать и страдать.
Что-то опустилось сверху на голову как легчайший парашютик одуванчика.
Он прислушался к себе, ощущая тревогу, и метнулся к шкафу, где висели костюмы, брюки и рубашки. Быстро натянул шорты, футболку, стрелой вылетел за дверь.
Семья Солнышкиных стояла перед тремя парнями, перегородившими дорогу к машине; Варсонофий водил «Ладу Приору».
Роман сразу узнал ту самую компанию, которая когда-то пыталась остановить и его. Двое здоровяков с наколками были в тех же безрукавках, парень с гитарой (на этот раз ги г ары у него не было) держал в руке бейсбольную биту. Не стоило сомневаться, что троица поджидала отъезжающих специально.
Долетели последние слова, сказанные парнем с битой:
— Тебя предупреждали? Предупреждали. Ты не внял? Ни в одном глазу. Ну а теперь плати.
— За что?
— Цел останешься, — заржал здоровяк по имени Санчо. — И баб твоих не тронем.
— Эй, мужики, — окликнул их Роман, подходя и вспоминая рекомендации «интуитивки» и «альфа-форсажки». — Вы не обознались? Санчо, а ты что здесь делаешь?
Тяжелолицый мордоворот с волосатыми руками набычился.
— Какого хрена? Я тебя не знаю! Вали отсюда!