— Это секретная информация.
Юна рассмеялась.
— Я и так догадываюсь — чекист, с которым ты работаешь.
— Не осуждаешь?
— За что? Человек сам решает, с кем работать и ради чего. Главное, чтобы при этом работал не только ум, но и сердце.
Роман с интересом заглянул в глаза девушки.
— Кто тебе это внушил?
— А разве неправильно? Я сама делаю выводы. Патер всегда.
— Папа.
— Папа всегда с кем-то сражался, потому что остро чувствует несправедливость, и мама его всегда поддерживала, потому что он прав. Я чувствую, что и ты прав.
— Спасибо.
Юна снова рассмеялась, коснулась его щеки пальчиками.
— Я не люблю этого слова, оно осколок христианизированного «спаси бог», а меня спасать не надо. Пат. папа говорит — благодарствую.
— Хорошо, благодарствую. Кстати, как нога?
— Всё здорово! Втираю в колено гель, но оно уже не болит, ходить намного легче.
— Марш на кухню!
— Есть, товарищ главнокомандующий! — Юна коснулась виска ладонью, убежала.
Роман посидел, улыбаясь, несколько секунд, чувствуя небывалый душевный подъём, и
сосредоточился на проблеме.
«Обнять» Москву удалось с первой же попытки. А вот разобраться в её сложнейшем психоэмоциональном «муравейнике» Роман смог только ценой неимоверных усилий: спустя четверть часа он даже хотел выбраться из «муравейника» обратно, так как негативных структур, облаков и вихрей, а также смердящих «трупных пятен» в нём было слишком много. Однако заговорило самолюбие, и он остался внутри гигантского призрачного массива психоэнергетических образований, пытаясь найти ту, которая была, по его представлению, похожа на намерение совершить теракт.
И ведь нащупал!
Сначала через город (в его мысленном отображении) протянулась извилистая чёрная «лиана», вскипающая колючками и шипами.
Роман проследил за её извивами сначала в одном направлении, потом в другом и вычислил координаты обоих «трупных тупиков». Один торчал в скоплении зданий на юге столицы, второй располагался внутри большого дома недалеко от Третьего кольца в Дегунино. Он запомнил месторасположение «тупиков», выпал из ментального пространства и кинулся к атласу московских улиц.
Первый «тупик» совпал с Управлением внутренних дел Медведково. Второй — с корпусом Московского института педиатрии и детской хирургии на улице Талдомской.
— Чудо-юдо из Талдома! — пробормотал Роман.
В комнату ворвалась Юна.
— Всё? А то я жду, жду, стараюсь не мешать, уже кашу сварила, овощи тушу.
— Молодец! — Он усадил её на колени, прижался лицом к груди. — Ты вкусно пахнешь!
— Овощами? — лукаво спросила Юна.
— Звёздами.
— Правда?
Он поднял лицо. Несколько секунд они не сводили друг с друга глаз. Потом Роман вспомнил, что не завершил поиск.
— Мне нужна ещё пара минут.
— Хорошо, посижу там. — Она умчалась, лёгкая и стремительная.
Роман сосредоточился на вычисленном мединституте (похоже, сведения Афони действительно не точны, раз речь идёт не о больнице) и легко нашёл в пространстве колючую ниточку злобного замысла.
Его не ждали.
Ниточка намерения привела его эфирное тело сначала в клинический отдел врождённых и наследственных заболеваний (он прочитал название по мысленно-звуковому обмену в коллективе; оказывается, можно делать и такое), а потом к исполнителю замысла, который оказался, первое: врачом-психоневрологом, завотделом, второе: женщиной.
Русская, вспомнилось резюме Афанасия, муж погиб в Дагестане. Она или не она?
Последним мысленно-волевым усилием он проник в сознание психоневролога и в течение нескольких секунд получил ответы на все свои вопросы.
Кто-то посмотрел на него изнутри пси-струи, контролирующей сознание женщины-врача, с удивлением и угрозой.
Роман отключил все свои «рецепторы», оборвал мысленную связь и лёгкой пушинкой вознёсся в космос. Метнувшаяся за ним колючая «клешня» потеряла его в сиянии солнца.
Лица коснулось что-то влажное и мягкое.
Он открыл глаза.
Юна с испугом смотрела на него, держа в руке салфетку.
— Ты был как каменный, не отвечал!
— Всё в порядке. — Роман слабо улыбнулся, отвёл её руку с салфеткой. — Не надо, я умоюсь.
Он с наслаждением смыл пот с лица и шеи, вышел из душевой, вытираясь на ходу.
— Я не нашла у тебя пива, — заявила Юна.
— Не пью.
— Я тоже. А вино или что-нибудь покрепче, коньяк, например?
— Алкоголь не ласкает рот. Хотя есть исключения.
— Какие?
— Ликёры. Позволяю себе изредка вишнёвый или айриш. Но гораздо больше люблю
морсы из клюквы и брусники.
— Ты ходячая реклама безалкогольного образа жизни.
— Если тебе не нравится, начну пить.
Юна фыркнула.
— Пьяным я тебя ни разу не видела, интересно будет посмотреть. Идём, кормить буду.
— Подожди. — Он взялся за телефон. — Позвонить надо.
Афанасий отозвался мгновенно:
— Слушаю, Рома!
— Это не больница.
— Не может быть! Я сам лично.