«Гитарист» не стал ждать, когда жертва забредёт в ловушку окончательно, он просто достал пистолет и выстрелил Роману в спину.
Интуиция сработала за мгновение до этого, окунула его в состояние «немысли». Время послушно затормозило свой бег.
Пуля, выпущенная с расстояния в пятнадцать метров, невидимая, но ощущаемая огненной осой, намеревалась ужалить его в левую лопатку, однако в последнюю долю секунды он сумел отклониться, и «оса» лишь обожгла кожу плеча, пробив рукав рубашки.
Бей! — рявкнул внутри «безмысленной» сферы «Роман-второй».
Роман ударил: вогнал в голову стрелка сгусток тьмы, ослепил, дал по морде двум его подельникам. Однако стрелок успел-таки выстрелить ещё раз, и пуля нашла жертву.
Роман почувствовал удар по лодыжке, боль фонтанчиком пробежалась по ноге,
вонзилась в голову. Он вскрикнул.
— Я ослеп! — заорал «гитарист», юлой завертелся по аллее. — Где эта падла?!
— Уходим, Мося, — забубнили спутники «гитариста», получившие неожиданные оплеухи. — Щас охрана сбежится! X. с ним, потом подстрелим.
Послышался топот: троица бросилась наутёк.
Роман присел, вытягивая раненую ногу и оглядывая парк.
Вопреки опасениям бандита охрана парка не спешила мчаться по направлению к месту стрельбы. Не появились и любопытные, наученные горьким опытом и давно оценившие пагубность своего праздного интереса, нередко заканчивающегося летальным исходом. Роман невольно улыбнулся, сквозь боль, вспомнив некогда прочитанные строки поэмы:
Пустынен мир, и нет конца пустыне, И рай закрыт, и ни души в аду[8].
Впрочем, он всё-таки находился не в пустыне, а тем более — не в аду. Отсюда можно было добраться до больницы. Хотя, с другой стороны, почему бы не залечить рану? Пуля прошила лодыжку насквозь, проявив незаурядный гуманизм.
Послышался приближающийся топот.
Он напрягся, ожидая возвращения бандитов. Но это были милиционеры с пистолетами в руках, лейтенант и сержант. Увидели сидевшего на бордюре с вытянутой ногой Романа, подбежали.
— Что случилось?! Кто стрелял?!
— Не я, — сказал Роман, мысленным усилием останавливая кровотечение. — В меня.
— Кто?!
— Они не представились.
— Сколько их было?
— Трое. С пистолетом — один.
— Мы вызовем «Скорую».
— Не надо, я доберусь до больницы сам. Рана сквозная, кость не задета.
— Откуда вы знаете?
— Я врач.
Милиционеры переглянулись, спрятали пистолеты.
— Как это было? Почему они стреляли в вас?
— Не знаю, наверное, приняли за другого. Открыли стрельбу, увидели, что не тот, и убежали.
— Сможете их описать?
Роман подумал, одновременно отдавая приказ организму начать ремонт пробитой пулей лодыжки.
— Один был высокий, кучерявый, двое — здоровые амбалы, в джинсовых безрукавках, с наколками на плечах. — Он сочинил историю своей прогулки в парке, когда на него налетели крутые молодцы и, ни слова не говоря, начали стрелять.
— Ни слова? — усомнился молодой лейтенант субтильного телосложения; про таких говорят, что у них не телосложение, а теловычитание.
— Так точно.
— Не спросили, не грабили, сразу выстрелили?
— Я же говорю — обознались. Когда я повернулся, они оторопели и бросились в кусты.
— Ладно, придётся составлять протокол. — Лейтенант достал из нагрудного кармана лист бумаги. — Пишите заявление.
Освободился Роман через полчаса.
Стражи порядка сопроводили его до автобусной остановки, поддерживая под руки, и отпустили.
Лодыжка уже почти не болела, рана затянулась. Однако это не освобождало от объяснений с Юной, и Роман со вздохом признался сам себе, что спокойная жизнь в Пскове для него закончилась. Впереди замаячила проблема переезда.
Хотя, с другой стороны, нельзя же вечно прятаться и бегать как заяц от охотников. Не пора ли становиться для тех же охотников зверем пострашнее? Ну, пусть не зверем, а человеком, которого стоит уважать. Есть у него такая возможность?
Мигнули звёзды над головой.
Вселенная ответила.
В душе поднялась небывалая доселе решимость.
— Ну, погодите, волки поганые! — погрозил он неведомо кому. — Точнее — драконы, змеи, рептилии и прочая нечисть! Мы ещё посчитаемся!
Ылтыын Юря казался невозмутимым, но Олег Харитонович видел, что бывший разведчик СВР волнуется.
Встретились они в Музее современного искусства, остановились у инсталляции «Испражняющийся человек». Инсталляция представляла собой нагромождение стеклянных кубов, гнутых металлических полос и гниющих кусков мяса. Она и в самом деле походила на человека, сидящего на унитазе.
— Я хотел бы поехать в Псков, — сказал Ылтыын.
— Зачем?
— Он там совсем один.
Координатор «Триэн» понял, о ком идёт речь.
— Не один.
— Юна ему не помощница.
— Ещё какая помощница! Из-за неё он изменился, причём в лучшую сторону, стал смелее.
— Его подстрелили!
— А вот это его ошибка, надеюсь, последняя в череде жизненных и ситуационных ошибок. Роману дано испытание, и он должен пройти его самостоятельно, не опираясь на попутчиков.
— А если его убьют?