Делирий

Тогда Роман не придал награде значения, но после рассмотрел и проникся. Наградами такого уровня похвастать мог далеко не каждый.

Он кинул взгляд на шкаф в прихожей, где на полке лежала коробочка с орденом. Держать её здесь было опасно, и у него давно зрела мысль отдать орден на хранение дяде Коле Саперавину или деду Митяю.

Стукнула дверь. На пороге возникла Юна, одетая в джинсовый брючный костюм. В глазах её стояли сомнения, вопросы и тревога.

— Мы уезжаем.

— Знаю.

Два взгляда один в один!

Чего она хочет? Смотрит — как дразнит. О чём спросит?

— Можно, я буду звонить?

— Конечно, что за вопрос.

— Я не хочу уезжать!

— Разве отец тебе не объяснил, в чём дело?

— Объяснил, но я всё равно не хочу! — Она шагнула ближе.

Роман поймал себя на мысли, что он мог бы заставить её забыть о его существовании. Либо наоборот — броситься в объятия.

Юна бросилась к нему, обняла, прижалась лицом к груди. Плечи её задрожали.

Он замер, не зная, что делать, осторожно обнял за плечи.

— Успокойся, мы же не расстаёмся навеки. Вы переедете, устроитесь на новом месте, ты найдёшь работу, познакомишься с умным парнем…

— Мне никто не нужен! — еле слышно прошептала она.

— Ты красивая, добьёшься всего. — Роман послал мыслеволевой приказ успокоиться. — Верь мне!

Она вздрогнула, прислушалась к себе, резко отстранилась. Глаза девушки сухо блестели.

— Никогда больше т а к не делай!

— Как? — растерялся он.

— Я чувствую… ты пытаешься меня успокоить. Не надо!

— Хорошо, не буду, — пообещал он.

— И я знаю, что она тебя не любит. — Юна бросила взгляд на стол, где всё ещё стояла рамочка с фотографией Даниэлы. — Если бы любила — жила бы здесь. Прощай.

Она повернулась к двери, но вдруг метнулась назад, поцеловала и исчезла за дверью, так что он ничего не успел сказать. На губах таял жасминный отпечаток поцелуя.

Лишь позже пришла мысль, что он не спросил, как обстоят дела с коленом девушки, исцелил он его или нет. Хотя, судя по её стремительности, колено её больше не беспокоило.

Через полчаса на лестничной площадке зазвучали голоса.

Он открыл дверь.

Соседи стояли с сумками в руках, все трое: Варсонофий, Нина Александровна и Юна. Оглянулись на него.

— Я помогу, — пробормотал он.

— Не надо, мы справимся, — отказался модератор псковского отделения «Триэн». — Взяли только самое лёгкое, через месяц приеду, заберу остальное. Будь здоров.

— Как нога? — Роман перевёл взгляд на Юну.

— Спасибо, хорошо, — ответила за неё мать. — Танцует по утрам. Говорит, снова спортом начнёт заниматься.

Роман окунулся в глаза девушки и словно умылся родниковой водой. Хотя последним ощущением была печаль. Юна не хотела уезжать, а главное — любила его, и ничего с этим поделать было нельзя.

— До свиданья.

Семья Солнышкиных потянулась к выходу из подъезда.

Роман закрыл дверь, прижался к ней спиной, внезапно почувствовав пустоту в груди. Это была потеря, он снова оставался один, и никакие мысленные уговоры «заниматься своими делами» не спасали. Терять никого не хотелось, тем более что он привязался и к Варсонофию, и к Юне. И хотя он знал её всего ничего и никогда не позволял себе думать о ней как о «естественной компенсации одиночества», отъезд девушки ощутимо ударил по сердцу, заставил тосковать и страдать.

Что-то опустилось сверху на голову как легчайший парашютик одуванчика.

Он прислушался к себе, ощущая тревогу, и метнулся к шкафу, где висели костюмы, брюки и рубашки. Быстро натянул шорты, футболку, стрелой вылетел за дверь.

Семья Солнышкиных стояла перед тремя парнями, перегородившими дорогу к машине; Варсонофий водил «Ладу Приору».

Роман сразу узнал ту самую компанию, которая когда-то пыталась остановить и его. Двое здоровяков с наколками были в тех же безрукавках, парень с гитарой (на этот раз ги г ары у него не было) держал в руке бейсбольную биту. Не стоило сомневаться, что троица поджидала отъезжающих специально.

Долетели последние слова, сказанные парнем с битой:

— Тебя предупреждали? Предупреждали. Ты не внял? Ни в одном глазу. Ну а теперь плати.

— За что?

— Цел останешься, — заржал здоровяк по имени Санчо. — И баб твоих не тронем.

— Эй, мужики, — окликнул их Роман, подходя и вспоминая рекомендации «интуитивки» и «альфа-форсажки». — Вы не обознались? Санчо, а ты что здесь делаешь?

Тяжелолицый мордоворот с волосатыми руками набычился.

— Какого хрена? Я тебя не знаю! Вали отсюда!

Роман вышел вперёд, формируя стратегию и тактику неизбежного поединка.

— А мирно не договоримся? Эти люди — мои друзья.

— Пошёл на…, козёл!

Роман качнул головой, начиная пси-атаку, посмотрел на парня с битой.

— Ты тут самый умный (обеспечить резкий выброс норадреналина, пусть голова заболит), задание от кого-то получаешь (парень переменился в лице, глаза расширились, рука задрожала), неужели не понимаешь, что придётся потом в милиции показания давать? Сколько могут впаять за хулиганство?

Двое в безрукавках оторопело перевели взгляды на своего вожака.

— Милиция, — хохотнул второй мордоворот, с веснушчатым лицом. — Слышь, Муся? Удостоверение покаж.