Дэлл -2. Меган

Я старалась думать о чем угодно, только не о том, как именно пережил эту ночь Дэлл. Стоило мне соскользнуть в эту тему, как тут же виделось его серое от боли лицо, стоящая на столе пустая бутылка виски и Мак, не позволяющий дотянуться до сотового…

Нет, все было не так… наверное… Когда я отказала Дрейку, тот сразу же поехал к Дэллу, забрал его в Реактор, уложил в спокойный и долгий сон.

Я буду верить в это. Мне так проще и правильнее – полагать, что у меня есть в запасе несколько дней, в течение которых я могу попытаться что-то сделать.

Мак… Рассказал ли он остальным? Той же Лайзе?

Подумала об этом и тут же разозлилась на себя – да, какая мне разница? Почему нам всегда есть дело до того, что думают о нас другие?

Уткнув себя в принудительное безмыслие, я проехала еще три остановки. Да, конечно, можно было на такси – быстрее, – но сейчас хотелось вот такой размеренной тишины, тряски сиденья, ощущения, что впереди брезжит свет надежды.

«Может, стоило согласиться продолжить с Дрейком? Ну, выставили бы меня наркоманкой…»

Но я не могла. И дело не в плевках в душу, а в том, что я больше не могла по собственной воле резать наживую любимого человека, пусть даже для его же блага. Невозможно любить и причинять боль. Это не любовь. Когда любишь, хочется окружить заботой, нежностью, подарить все теплое, что есть внутри, поделиться светом. И это не жертва – подарок. И ему, и себе…

Тему с Дрейком я закрыла раз и навсегда.

Когда принял решение – держись его. Потому что тогда ты держишься себя самого, а это все, что у тебя на самом деле есть.

* * *

Наверное, когда-то давно в этом здании располагалась церковь – так почему-то казалось. Такая, какие мы иногда видели в фильмах, которые приносила из своего мира Бернарда: темные часовни, стрельчатые своды, алтари по центру. В Нордейле подобных, наверное, никогда не было – хотя, много ли я знала о его изменчивой истории? Когда у власти стоит тот, кто способен поворачивать вспять течение времени и перекраивать ход событий, можно ли полагаться на летописные хроники?

На пятый этаж я поднималась в лифте с прозрачными стенами; белокурая старушка негромко инструктировала:

– Не шуметь. Не сорить. Занимать можно любое свободное место. Не мешать чтению других посетителей библиотеки. Книгу я найду Вам самостоятельно…

Меня все устраивало. Правда, чесались от нетерпения руки и нервы, что, впрочем, не мешало рассматривать удивительный высокий зал с огромной дырой посередине. Правильнее сказать, «пространством» – а все потому, что полки расположены по периметру, там же скамьи и перила. В центре же можно было подвесить второе солнце – незанятой территории бы хватило.

– Значит, интересуетесь трудами Томаса Кавика?

– Очень.

– Это похвально. Сейчас редко кто способен на изучение столь глубоких наук.

Я неспособна тоже. Но не стоило об этом вслух.

И удивительно красиво вливался внутрь косыми лучами из вытянутых вертикальных окон свет внешнего мира.

* * *

Пятьсот два, пятьсот два…

Эта книга насчитывала (я проверила) целых три тысячи двести сорок страниц. Кавик однозначно посвятил нейробиохимии всю свою жизнь. А то и не одну… Последняя мысль заставила меня хрюкнуть.

Вожделенный листок я схватила нетерпеливо, но осторожно.

С него на меня смотрело то, что я ожидала увидеть, – графический шифр.

«– У вас есть все… средства… чтобы сделать информацию доступной».

Есть. Не средство, а человек.

Тамарис Хантер появилась в нашей дружной компании последней, но очень легко в нее вписалась[3]. Веселые карие глаза, улыбка на лице; ее истории завораживали нас, как приключенческие романы, прочитанные вслух.

«Мы с Рэем – идеальная пара, – любила гордиться она вслух. – Я разгадываю шифры, а он отыскивает координаты…»

Они постоянно бывали в экспедициях, привозили из них уникальные, подчас бесценные вещи. Охотно делились подробностями походов, рассказывали о местах, в которых никто из нас не бывал. И только об истории своего знакомства загадочно умалчивали, переглядываясь, – вопрос этот, впрочем, их почему-то забавлял.

Из библиотеки я шла, спрятав заветный листок в карман и волнуясь.

«Что, если Мак сказал Лайзе? А та остальным девчонкам?»

Нет, наши не трепло: личные дела каждого – всегда личные.

И даже если Тамарис услышала обо мне дурное, ведь не откажет в помощи?

* * *

Она приехала час спустя ко мне на квартиру (я не смогла заставить себя переступить порог дома Хантеров), и сразу же, как оказалась на кухне, прилипла к листку из книги. Вгрызлась в шифр с восторгом щенка, которому подарили новую игрушку-кость.

Тами пахла спокойствием. И еще свободой. Она была человеком, у которого все хорошо, который сегодня вернется домой и примется ждать любимого мужчину; она пахла отсутствием бед. С удовольствием жевала конфету из вазочки и, не отрывая взгляда от загадочного послания, прихлебывала чай.

– Какая удивительная бумага у тебя. А откуда?

– Не могу сказать, прости.

Она не обиделась.

– Ничего, я понимаю. Знаешь, я такую графику никогда не видела – объемная и глубокая, как колодец.

«Главное, чтобы вышло достать координаты».