Я слушала речь на том конце и чувствовала непоправимое – как ускользает из моих пальцев ведущая куда-то далеко нить.
Все больше уплотнялась в моей жизни банка с номером два – молочная смесь для сестры. У матери в сорок два года не хватало своего молока. Банка синяя, снизу серая полоса. Крышка белая…
Это конец. Конец иллюзии, что я смогу вернуться в то состояние, дождаться машину.
Я – Мег… Я живу здесь. Здесь.
А в последнем слове горечь.
Через парк я шагала не столько злая, сколько разочарованная, потерянная. Моя волшебная «дверь в лето» растворилась окончательно.
А вот и спины Элены и Кристины.
– О, решила все-таки пойти?
Я обогнала их, миновала, даже не притормозила. И лишь бросила мысленно: «Да идите вы все».
И от того, что в этот момент почувствовала себя цельной, собранной, упертой и очень решительной, вдруг напомнила себе кого-то.
Только… кого?
Дэлл
Автобус подошел к остановке вовремя, как по часам – ровно в одиннадцать ноль три. До того момента Дэлл прошел километр по лесу от Портала к дороге.
Удобный автобус, междугородний, большой. И почти пустой.
Билет он оплатил водителю из пачки денег, которой его снабдили наряду с незнакомым документом – местным паспортом. Да, Дрейк мастак в таких вещах.
Полтора часа пути до Степлтона. В сумке оборудование навигации, слежения, маячки… стандартный набор того, кто ищет конкретного человека.
Одриард искал. Свою Меган.
Для него все случилось слишком быстро: сначала он страдал и едва ли что-то понимал, затем был погружен в сон, после пробужден для того, чтобы быть огорошенным такими известиями, которые не ожидал услышать в худшем кошмаре.
«– Не смей называть ей имена, название мест, не говори напрямую ни о чем, что касается ее жизни здесь. Она для нее закончилась и сейчас затирается. Забудь слова «Нордейл», «Мир Уровней»…
– Тогда как я буду должен напомнить ей о себе? Она ведь меня не помнит тоже?
– Не помнит. Логикой – нет. Но сердцем – да. Вот и ищи способ до него достучаться.
– За семьдесят два часа?
– Именно. За трое суток она должна согласиться проследовать с тобой в Портал. Добровольно. Ты не имеешь права ей лгать или затаскивать туда силой.
– Но кто… – Дэлл терялся и не находился слов. – Кто может пойти «туда, не знаю, куда»?
– Тот, кто доверяет.
– Незнакомцу?
– Ты сдаешься?»
Сдается?
Никогда.
Поэтому он ехал ей навстречу. В незнакомом мире, в автобусе с табличкой «Дормустен – Степлтон» на ветровом стекле – полный решимости, но безо всякого плана.
И вспоминал, складывал воедино цельную картину случившегося. Насколько мог. Радовался тому, что чувствовал себя нормальным, таким, как раньше. Сколько же он маялся, когда «Цэллэ» раскололо его пополам, – думал, сам дурак, где-то раскис, сник и впал в депрессию. Постоянно боялся себя слабого и слабел еще больше. Желал сбежать, и оттого пил. Прятался в телешоу, в беспробудных снах после полулитра виски по вечерам, костерил себя на чем свет стоит, когда трезвел, ощущал следы паники вновь. И так по кругу, много дней подряд.
О том, что болен, он бы никогда не догадался сам. И никто не догадался бы.
Кроме его Меган. Зоркие глаза, чуткое сердце.
Она водила к нему докторов – он злился. А теперь ощущал себя виноватым. Кричал на нее – она терпела.
И потому он почти не удивился, когда увидел «те» фото…
С ним более невозможно было жить. Таким он никому не был нужен. Ей тоже.
Жаль, он не знал, что ошибался.
Помнилось другое: он смотрел на нее в объятьях другого и не чувствовал ревности. Ничего, кроме бьющего на поверхность родника из любви. Он не видел ее, не замечал, не ценил, как должен был… Было так больно, что от шока он перестал что-либо чувствовать, просто знал – его мир раскололся. И жить ему осталось недолго. Есть такая черта, переступая которую, чувствуешь вещи наперед. И ничего более не страшило… Внутри любовь, боль, нежность, печаль, остатки света и темнота. Помнились руки Мака, трепавшие по плечу, тяжелые взгляды, обеспокоенность, обреченность.
После таких фотографий уже ничто не становится прежним – Чейзер об этом знал.
И все же Дэлл старался не верить. Быть может, она хотела таким образом дать ему по морде? Чтобы он, наконец, очухался, пришел в себя? И он на короткий момент пришел. Поехал за ней, чтобы позвать домой…
А теперь думал о тех слезах, которые она лила, глядя на него. И кричала: «Ненавижу!»
Она ненавидела не его…
А Дрейка. И себя за те фото – Дэлл чувствовал, как жжет веки, – себя в объятьях другой он бы ненавидел тоже.
Ей сказали: добивай. Гони его, режь, обдавай кипятком – все наотмашь, навылет.
А бить того, кого любишь, – бить себя.
«У нее еще неплохо получалось».
Он улыбался, мысленно пытался шутить, но болело сердце.
И она ушла. В другой мир.
Шагала куда-то далеко, потому что верила – сможет помочь. Вернется, вылечит, а бить больше не может – искалечила себе сердце.
Его Меган…
Ни одна не решилась бы на то, на что решилась она.
А после ей просто не хватило сил. Она устала за все бороться одна, она слишком давно этим занималась.