Когда длинные полосы лучей высветили подъездную дорожку, сердце екнуло от радости. Проскрипел под колесами снег; Неофар остановился напротив входа. Через несколько секунд фары погасли.
Я подлетела к зеркалу, судорожно поправила прическу, расправила складки на юбке и бросилась к входной двери, но на полпути к ней заставила себя сбросить скорость. Как встретить? Что сказать? Не завизжишь ведь от радости и не повиснешь на шее – не поймут.
В этот момент в замке провернулся ключ, и Дэлл, с запорошенными снегом волосами, вошел в прихожую. Собранный, чуть усталый, отчужденный. Поставил рядом с порогом сумку, снятую с плеча, расстегнул куртку и потянул носом воздух.
Наблюдая за его лицом, я с улыбкой провозгласила:
- Привет! А я приготовила ужин!
Взгляд серо-голубых глаз скользнул сквозь мою фигуру, будто я была привидением – ни ответных слов, ни реакции.
От нервозности я, казалось, примерзла к месту и, не находя слов для продолжения разговора, лишь наблюдала за тем, как темная куртка оказалась аккуратно повешена на плечики, а шарф сложен на полку.
Дэлл прошел мимо, не удостоив взглядом. Не добрый и не злой, едва поморщившийся от того, что незримый дух какого-то полтергейста встретился у него на пути. Уязвленная подобным поведением, я неуверенно пошла следом.
- Любимый…
Секундная пауза, и Дэлл встал, как вкопанный. Застыл на месте, заиндевел. Медленно развернулся и впервые за этот вечер посмотрел на меня. Мечтала о взгляде? Уже не мечтала… Не о том взгляде железного голема, которым меня пронзили, словно холодным металлическим прутом.
- Не называй. Меня. Любимый. - Произнес спокойно и глухо, глядя не на меня, а уже куда-то сквозь. – Поняла?
Я нервно сжала вспотевшие пальцы.
- Поняла.
И не дала той боли, что прострелила внутри, отразиться на лице.
- Я приготовила ужин. Фазана с ананасами и…
- Я не голоден.
И он ушел. Не добавив ни слова и не удостоив накрытый стол ни единым взглядом, просто ушел.
Стыдно признать, но я пала духом. И моя вера в успех, и без того хлипкая, как чахлый ствол побитого ураганом дерева, накренилась еще сильнее. Несостоявшийся накануне ужин стал лишь первым камнем, ударившим по затылку, и после него удалось бы подняться, если бы ни ряд других, последовавших после.
Нет, с виду я продолжала храбриться: тщательно накладывала макияж, который никто не замечал, надевала самые лучшие вещи, до которых никому не было дела. Казалось, прогуляйся я по комнатам, обернутая кухонной занавеской, реакция будет все той же, то есть полнейшее отсутствие таковой.
Два раза попыталась принести в кабинет кофе – Дэлл в этот день работал дома, – но оба раза была отослана из-за двери, один раз попыталась открыть эту самую дверь, и тогда на меня гаркнули, чтобы я не смела входить без приглашения.
Приглашение… ага… Его я не дождусь от радушного хозяина даже на собственные похороны. Случайные встречи на кухне всегда сопровождались гробовым молчанием, а короткие фразы повисали в воздухе, и в конце концов, несмотря на все попытки быть сильной, я сдулась. Стала большую часть времени проводить в комнате наверху, где меня, на счастье или на беду, никто не беспокоил.
Сидя на жестком матрасе, я слушала, как по вечерам со второго этажа доносятся звуки телевизора, который иногда смотрел Дэлл, но спускаться в гостиную больше не решалась - хватило единожды предпринятой попытки подсесть с краю на диван, после которой хозяин дома тут же покинул комнату.
Неприятно. Бьет по нервам.
Говорят, если тебя однажды обидел человек, то виноват он. Если тот же человек обидел во второй раз - виноват ты сам.
Я вздохнула.
Да, так оно и было. Сама вторглась, сама же получила по голове. Наверное, иногда мечты должны оставаться мечтами.
Застыл на краю тумбы матовый темно-синий прямоугольник – кредитная карта. Банк Нордейла, десять тысяч наличными. Для кого, для чего?
Зачем я здесь?...
Карты я не касалась из принципа: то были чужие деньги, заработанные не мной. И если то кольцо, что сейчас поблескивало на моем пальце, было выдано против воли, то и все остальное тоже. Своих хватит, проживу.
Именно так и прошли следующие три дня: в хождении по дому на цыпочках, в попытках не попадаться никому на глаза, в редких выходах на улицу до соседнего кафе, чтобы перекусить - одна только мысль об очередном равнодушном взгляде отбивала всякое желание появляться на кухне, – и в мучительных попытках придумать новый план, который помог бы воспрять духом.
Продолжай я закрываться наверху, и конечный результат от проведенных в этом доме тридцати дней будет предсказуемо-плачевный. Значит, следовало срочно что-то придумать, но что?
Как заставить кого-то тебя полюбить? Брррр… неверная формулировка. Как показать кому-то, что любишь ты?
«Отпустить…» - всякий раз приходила на ум дельная мысль, и всякий раз я отворачивалась от нее, чувствуя грусть. Да, все верно, отпустить. Вот только отпустить Дэлла я еще успею (невелика задача, не требует большого ума, хотя требует множество душевных сил), но означало ли это, что я уже смирилась с неизбежным без попыток добиться того, зачем пришла?