Делла-Уэлла

– Чем больше я смотрю на нее, – так же вполголоса отозвалась девушка, тем больше понимаю, какая разница между красивым – и Прекрасным… Она умерла молодой?

– Я означил число ее преджизней вот этими бессмертниками.

Таира прищурилась, считая про себя; их было двадцать девять… и еще проглядывал краешек.

– Ее убили? – спросила Таира и тут же пожалела о своей неуместной любознательности.

– Она умерла от горя, когда узнала о том, что случилось со мной, каким-то неестественно ровным, словно обесцвеченным голосом проговорил Оцмар.

– Ты унаследовал ее красоту, князь, – сказала Таира, чтобы хоть как-то его утешить. – Видно, тебе передалось все лучшее, что было в ней.

– Она была полонянкой, перепроданной Аннихитре Полуглавому с Дороги Строфионов. Аннихитре не хватало жемчуга на свои безумства, и он уступил рабыню моему отцу.

– Значит, люди разных дорог торгуют между собой?

– Люди – нет. Только князья. – Голос Оцмара приобрел неприятный холодок, – да, действительно, ни о чем постороннем здесь говорить не следовало. Тем более о торговле

– Послушай, а почему анделисы не воскресили ее?

При упоминании об анделисах рука владетельного князя рванулась к поясу, словно пытаясь отыскать там оружие. Но он сразу же овладел собой и сделал что-то, отчего светящаяся ваза вместе с низенькой круглой столешницей поплыли вверх, а из образовавшегося отверстия хлынул в комнатку дневной свет.

– Я представил тебя моей матери, чего не делал ни с одной другой женщиной, – сказал царственный юноша. – Теперь идем.

Он шагнул в открывшуюся дыру и начал спускаться по невидимой отсюда винтовой лесенке. Не колеблясь, его спутницы последовали за ним и скоро очутились на площадке широкой лестницы, которая, плавно изгибаясь, вела к исполинским воротам. Таира с удивлением отметила, что и лестница, и все остальное сделаны из дерева. У нее еще мелькнула опасливая мысль – а вдруг пожар? Но тут Оцмар, шедший впереди и уже спустившийся на несколько ступенек, остановился и коротко сказал

– Обернись.

Она поворотилась назад и чуть не вскрикнула от восхищения, на задней стене лестничной площадки висели три удивительные картины. Еще прежде, чем она рассмотрела каждую из них, ее поразила та же невыразимая гармония сказочности и реальности, которой веяло от всего этого города-дворца.

На левом полотне – впрочем, это мог быть и картон, и фреска, но это было неважно – на фоне тусклого солнца четко очерчивался силуэт «лягушачьей» горы, которую она уже видела, когда вылезала из княжеского везделета. Три фигуры в монашеских черно-белых одеяниях, казалось, проплывали у ее подножия покорно и в то же время настороженно к какой-то неведомой цели, на которую так же внимательно и недоверчиво глядела голова исполинского изваяния.

На средней картине все было предельно ясно – голенький малыш, сидящий на вершине холма, тянулся к одуванчику, а над ним парила Гуен, освещенная солнцем снизу так, что ее силуэт казался кофейным на фоне желтовато-закатного неба.

А вот на третьей картине, величественно опираясь на топкий посох, стояла незнакомая царевна в сияющей короне, осененная крыльями сидящей за ней птицы. Но это уже была не Гуен – птичка размахом своих крыльев могла сравниться со здоровенным птеродактилем.

– Но ведь это не я! – изумилась Таира.

– Нет, не ты, делла-уэлла. И не твое сибилло. Но это был вещий сон, и когда-нибудь эта увенчанная золотом дева встанет на пути одного из нас.

– Ну так, естественно, на твоем! – убежденно сказала Таира. – Это и будет женщина с волосами цвета солнца. А я – это так, прелюдия. У меня свое солнышко…

– Таира! – предостерегающе прошептала мона Сэниа, которая до сих пор следовала за ними покорно и бесшумно, как бесплотная тень.

Действительно, до возвращения Юхани совершенно необязательно было посвящать владетельного князя в свои сердечные тайны. А после возвращения тем более.

– Нет, – с бесконечной печалью проговорил Оцмар. – Ты – моя делла-уэлла. Другой не будет.

Он смотрел на нее с нижней ступеньки влажными оленьими глазами, и ей вдруг стало стыдно за полноту своего счастья. Словно она одна сытая была среди голодных. Вон Сэнни – совершенно высохла от горя по своему Юхани. Этот князюшка, которого кто-то осчастливил бредовым предсказанием. И только ей одной-единственной девчонке на Земле! – выпало черт знает сколько приключений… и голубоглазый Лель в придачу.

На нижней площадке, чуть прихрамывая, появился Кадьян.

– Что там? – не оборачиваясь, спросил князь, хотя шагов горбуна совершенно не было слышно на теплом деревянном пастиле.

– Пора, Великодивный.

Сразу же за воротами их ожидал кукольный домик, весь резной и пахнущий самшитом. Двери и окна походили на большие замочные скважины – ни створок, ни стекол. Внутри – широкие лавки с разложенными на них черно-белыми одеяниями, подозрительно смахивающими на рясы доминиканцев. Оцмар взял одно из них и обратился к Таире:

– Готова ли твоя птица сопровождать нас?

Девушка в замешательстве подняла глаза на принцессу: Гуен была на корабле, а где он – неизвестно.