Дело

— Вот оно! «Всем членам совета колледжа!» Нет, мне это не нравится. Я считаю, что мне можно было бы послать и отдельное письмо. Вы не думаете? Вместо подписи инициалы — «Ф.-Е. Г.». Я проверил список членов совета и выяснил, что это должен быть молодой Гетлиф. «Всем членам совета колледжа!» Эти молодые люди не слишком-то внимательны. Вот именно! Впрочем, сейчас не время думать об «amour propre»[8]. Вопрос очень серьезный, Эллиот, очень серьезный.

— Вы хотите сказать, — спросил я, — что вы обеспокоены тем, что пишет Гетлиф?

С хитрецой и, я бы сказал, несколько свысока Гэй ответил:

— У меня есть совершенно особая причина быть обеспокоенным тем, что пишет Гетлиф.

— Иными словами, вы хотели бы помочь составить большинство?

— Э-э, нет, мой милый! Вы что думаете, я на своем веку не видел подобных воззваний? Пусть этими мелочишками занимаются люди помоложе. Если им нужно сколотить большинство, это их дело. Я предоставляю им самим разбираться в своих сварах. Уверен, что они прекрасно справятся. Молодежь у нас отличная. Гетлиф — отличный молодой человек. Браун — тоже отличный молодой человек. Нет, нет, я не собираюсь принимать ничью сторону в мелких разногласиях между членами колледжа. Пройдет несколько лет, и все встанет на свое место. Нет, мой милый, суть дела совсем не в этом!

— В чем же суть дела?

— Я хочу обратить ваше внимание на одну весьма примечательную особенность этого сообщения.

— Какую именно?

— Подойдите сюда и взгляните. Вот так, через мое плечо. Вы видите эти слова: «Суд старейшин»? Вы совершенно уверены, что их видите?

Я сказал, что вижу.

После того как я несколько раз подтвердил это, он позволил мне вернуться к своему креслу.

— Так! И что это вам говорит?

Я в замешательстве покачал головой.

— Ну, как же так? Это называется, что вы в курсе дела? И это говорит мне юрист? Скажите, кто самый старшин член этого колледжа?

— Вы, без сомнения!

— Вот именно! И в этом-то и есть суть, мой милый. Не кажется ли вам странным, что, когда суд старейшин заседал, — я полагаю, что заседал он по поводу этой неприятности с Гетлифом, хоть это в данном случае совершенно неважно, — так вот, не кажется ли вам странным, что никто не пригласил меня занять принадлежащее мне по праву место?

И Гэй вскинул свою величественную голову.

— Я бы никогда не подумал… — начал я.

— Но вы должны были подумать. Вас не удивляет, что меня не только не пригласили занять принадлежащее мне по праву место, но еще всячески пытались отговорить от этого? Я получил несколько писем от ректора, в которых он намекал, что это, изволите ли видеть, может оказаться мне не под силу! Писем, переполненных самыми лестными отзывами, но… соловья баснями не кормят, мой милый! Он даже намекал на то, что я, видите ли, не буду в состоянии приезжать в колледж. Чистейший вздор! В конце концов суд мог бы заседать и летом. Разве нет? Или уж если им так не терпелось, не вижу, что им мешало собираться здесь, у меня? Если Магомет не идет к горе… Да, да! Вот именно! Но нет, они обращаются со мной, как будто я не нахожусь в compos mentis[9]. Вот вам вкратце, что произошло. И я считаю, что настало время как следует проучить их.

Я старался успокоить его, но Гэй, у которого с плеч свалился шарф, перевел дух и продолжал:

— Вот тут-то вы мне и понадобились, Эллиот, — торжествующе крикнул он. — Скажите, имею или не имею я право заседать в суде старейшин, пока сам по доброй воле не подам в отставку?

Я ответил, что мне нужно перечитать устав.

— Скажите, лишили они меня места без моего согласия или нет?

— Похоже на то.

— Скажите, будет или не будет известен всем членам колледжа факт лишения меня места?

— Во всяком случае, некоторым из них…

— Скажите, будет или не будет этот факт означать, что, по мнению ректора и его советников, я больше не нахожусь в compos mentis?..

— Не обязательно…

— Он будет означать как раз это и ничто иное. Мое доброе имя опорочили, Эллиот! И вот поэтому я намереваюсь законным путем потребовать удовлетворения.

Я ждал чего угодно, но только не этого. Стараясь привести его в лучшее расположение духа, я сказал, что на языке юридическом это нельзя назвать опорочением доброго имени. Но Гэй не хотел приходить в хорошее расположение духа.

— Надеюсь, что есть еще справедливость в Англии… Помните Фридриха Великого: «Есть еще судьи в Берлине!» Отличный город Берлин — я получил там почетный диплом. Я абсолютно уверен, что никто не имеет права безнаказанно портить человеку репутацию. И это в такой же мере должно относиться к людям, имеющим кое-какие заслуги, как и ко всем остальным. Да, должно! Не дать человеку занять место, принадлежащее ему по праву, значит, мой милый, поставить под сомнение его пригодность, а я твердо убежден, что безнаказанно высказывать сомнение в чьей-то пригодности нельзя.

Он уперся на своем. Я невольно подумал, что он может и не забыть об этом. Интересно, как далеко успеет он зайти, прежде чем его остановят, размышлял я с тайным schaden freude[10] по адресу Артура Брауна.