Дело 581-14/ОДЧ Опасно для человечества. Книга 2

На улице ждёт электрокар, дверца открывается, отец заталкивает меня на заднее сиденье.

«Вот! Как договаривались. Вернёшь вечером. Если эта шлюшка не появится завтра в школе, опять будет вой. И не покалечь!»

Я знаю, что будет дальше. Я не хочу вспоминать, что было дальше.

Ты сама пришла ко мне, девочка. Ты решила, что достаточно сильна, чтобы справиться со мной здесь, у меня дома. Ты будешь вспоминать! Получи всё это – или уходи!

Боль. Боль и страх. Слёзы. Вкус крови во рту – я кусалась, и он разбил мне нос. Чужие руки, тяжёлое, противное дыхание. И боль. Она всё длится и длится, я не хочу кричать, но уже не могу, я скулю и плачу, мне больно, я вся грязная, и внутри, и снаружи, и кровь на серых застиранных простынях, мне больно, мерзко, грязно, папа, за что, я же ничего не сделала, больно, я же хотела быть хорошей…

Сквозь транс я вижу, как один из псиоников слепо шарит по груди руками, сползает на пол и его начинает выворачивать. Подбегают медики, а на его место мгновенно садится новый пси. Простите, ребята, я должна… мы должны справиться с этим. У меня нет выбора. Если я отступлю, если дам ему отвлечься, вспомнить, что происходит, что здесь есть ещё кто-то, кроме меня, под ударом окажется десант. И тогда всё пропало.

Ты думаешь о воспоминаниях? Да, вспоминай, девочка. И этого, самого первого, и всех последующих. Ты спрятала это под замок, замуровала в собственной памяти – но я открою все двери и сломаю засовы. Проживи всё это снова – каждого насильника, каждую минуту, каждую секунду боли, страха, отвращения и унижения! Вспоминай – и сходи с ума!

Вспоминать?

Да легко!

Тим большой и тёплый. Я могу целиком уместиться у него на коленях – если свернусь клубочком. У Тима удивительные руки, сильные и нежные. Я люблю залезать к нему на колени, прижиматься к груди и слушать, как бьётся его сердце, и чтобы он меня гладил. А его дыхание пахнет мятными леденцами, потому что Тим сладкоежка, он любит мороженое и сладкую газировку. А глядя на него, и не скажешь. И я принадлежу Тиму – вся, целиком, до последней клеточки. Потому что сама так решила, а не потому, что кто-то меня ему отдал. И именно это – его улыбку, поцелуи, его руки на своей груди, горячую тяжесть его тела – я буду вспоминать. И сейчас, и завтра, и снова и снова. А всё остальное ушло. Развеялось, как дым. Это прошлое, и его больше нет.

А что ты скажешь о будущем, самоуверенная девчонка?

«Мы не летим на Теллур».

«Что? Почему, Тим?»

«Вернее, так. Я лечу. Ты – как хочешь».

«Но мы же решили…»

«Детка, ты не поняла? Я улетаю один. Пассажирским рейсом. Мистер Харт оплатил мне дорогу и отпуск – так почему я должен делиться с тобой? Посмотри на себя! Ты же никто!»

«Но…»

«Всё. Прощай»

Это больно… Это так больно. Нет слов, нет дыхания, и мира вокруг нет, он медленно разваливается на части, я опять одна, но уже не так, совсем не так, как раньше. Это страшно, пусто, больно, а мимо окна медленно пролетает набирающий высоту флаер. А Тим не один, рядом с ним какая-то женщина, высокая, белокожая, я вижу только волну светлых волос. Сердце ноет и готово разорваться на части, и кажется, проще умереть прямо здесь и сейчас, чем перенести эту боль…

Импульс инъектора обжигает плечо, спазм отпускает и становится легче дышать.

Кто-то кричит: «Доктор! Скорее!» Нет, это не ко мне, со мной всё в порядке, это кто-то из псиоников… Нет. Я не дам ему умереть.

Боли немного – ноет в груди, ноет рука в месте укола, болят мышцы, которые отпустило после судороги, но этого хватит. Боль – это сила, которой я теперь могу управлять. И я возвращаю человеку часть того, что он отдал мне, выкладываясь до конца.

Потому что я – не одна.

«Я не знаю, что я сделаю, если Тим на самом деле решит, что я ему не нужна. Но уж точно не покончу с собой, как тебе, видимо, хочется. Да, мне будет больно, очень больно. Но я люблю Тима и хочу, чтобы ему было хорошо. А ещё – я не одна. Есть Кира и Влад, есть Найка, есть Майк и другие ребята-готы. Даже Грегори, Хелен и этот Фальк-Макар из команды Матвеева… Есть мы. Я уже не одна».

«Уверена? Ты уверена?»