Дело 581-14/ОДЧ Опасно для человечества. Книга 2

Васька успел крикнуть «Камни!». Только поздно. Кажется, она вопреки всем правилам собралась посмотреть наверх и просить «Где?»… А потом была только уходящая из-под ног земля и гул, смешанный с треском и хрустом. Наверное, так ломаются кости мироздания…

Боль, дикая, нестерпимая боль. Именно поэтому она и пришла в себя. Света нет, только отдельные лучики пробиваются сквозь завал, а в них висит, медленно оседая, каменная пыль. Злая шутка судьбы: камни легли так, что голова осталась почти невредимой, вот только пошевелить ею Лена не могла. Она могла моргать, облизывать пересохшие губы – и кричать. Рядом тоже кто-то хрипел и выл, и звуки не резали слух, а разрывали мозг, как будто передавались не по воздуху, как положено, а по камням, резонируя в сжатом и изуродованном теле, проникая по нервам в голову. Она плакала, звала на помощь, и кто-то – она не могла узнать голос – тоже кричал «Помогите, кто-нибудь!», а кто-то, кажется, всё тот же Васька, пытался их подбодрить, говорил, что их обязательно найдут. И вроде кто-то ещё отзывался. А потом голоса друзей начали замолкать, один за другим.

Боль стала чем-то привычным, незаметным, наступила тишина. Только время от времени раздавался треск и хруст. Это успокаивалась, оседая, порода, доламывались стволы не то сосен, не то ёлок. И кости. Природе всё равно… Лена уже не ощущала тела, вокруг были только холод, страх и темнота, которую не могли развеять даже тонкие лучи света. Отчаяние причудливо сменялось надеждой: их найдут, обязательно найдут! Но потом холодный здравый смысл безжалостно напоминал: они, конечно, зарегистрировали маршрут в КСС[4], но сейчас-то просто пошли в радиалку[5], которую ни с кем не согласовывали. Пошли всей группой, хоть это и было против правил. Но что может случиться с опытными туристами и альпинистами в этих, с позволения сказать, горах? И под завалом оказались все, и некому поднять тревогу. Спасатели начнут их искать не раньше, чем через полторы недели. Обнаружат пустой лагерь и нетронутые вещи. Колька, само собой, поднимет ребят, и их найдут, но будет уже поздно. А, может, и не найдут, и тогда одной легендой Сейдозера станет больше…

Человек истекает кровью за несколько минут, плюс-минус, а сколько она уже здесь? Вечность! Лена металась, нет, не физически, это было просто невозможно, а… психологически, что ли? Звала смерть, когда очередное движение породы вызывало вспышки и без того адской, но уже привычной, боли, и отчаянно хотела жить. Жить, несмотря ни на что. Пусть с этой болью, пусть с изуродованным и покалеченным телом, но жить!

Или уже умереть наконец.

Они с Ником читали как-то, что ниндзя, японские супермены, попадая в плен, кончали с собой, перекусывая язык. Может быть, у неё тоже получится? Интересно, как это будет? Кровь жидкая, она сможет напиться перед смертью… Лена высунула распухший, пересохший язык между зубами – и остановилась. Показалось, что кто-то с интересом и любопытством смотрит на неё. «Кто? Кто ты? Смерть? Ждёшь? Ну, жди, жди! Не дождёшься! Я не хочу так. И нечего тут пялиться на меня! Я лучше сдохну, чем покончу с собой!», – какой-то частью сознания Лена понимала, что что-то в этих рассуждениях не так, но ей было всё равно. Умирающий мозг рождал причудливые картинки, то прекрасные, то пугающие, и главным было не потерять сознание, сохранить контроль до конца.

Она уже хотела не жить, а увидеть Смерть. Не просто сдохнуть, а сначала увидеть! Эти жутики и кошмары не могли быть Смертью. Её Смертью. Её Смерь должна быть чиста, прекрасна и непорочна, она не может вселять ужас. «Пошли вон!» – кажется, Лена крикнула это вслух. Или прошептала.

И увидела свет.

Хелен, успокаиваясь, кивнула своим мыслям: всё понятно. То, что случилось с Найкой, разбудило воспоминания. Слишком страшно это было, слишком похоже. Пройдёт несколько минут, и она снова будет в форме. А Найка… Что же, осталось надеяться, что та умерла быстро. Потому что если нет…

Хелен не хотела об этом думать, но не могла остановиться. А если Найка жива? Жива и в сознании? Если сейчас она точно так же, как когда-то Хелен, лежит под завалом, чувствуя, как подступает смертный холод, а из ран по капле вместе с кровью вытекает жизнь? Найка – тоненькая, изящная, куда менее тренированная, чем та легкоатлетка, которой тогда была она сама. Найка, которая так часто плакала у неё на плече, делилась своими смешными тревогами и радостями. Сильная, крутая Найка – девочка-подросток, ранимая и хрупкая. Которая, когда они в последний раз ходили в кафе, слопала три эклера, вся перемазалась в шоколадном креме, а потом жаловалась, что у неё болит живот. Найка, которая…

В последний раз?

Хелен попыталась нащупать связь, найти тонкую ниточку, которая связывала её с Найкой. С дублёршей, которую она готовилась отдать им, если вопреки всем договорённостям её всё-таки захотят вернуть. С восторженной дурочкой, которой можно крутить, как угодно.

С ученицей. Нет, с дочерью.

Найка, девочка моя, где ты?!

Ответа не было. Только завеса, сплошная мутная завеса.

И Хелен закричала.

Фальк