Дело №888

Вторым человеком, подтолкнувшим меня сделать столь важный шаг, был Платон. Платон приходился Машке дальним родственником, настолько дальним, что не рискну объяснить степень их родства. Я познакомился с ним на нашей свадьбе, когда он разнимал перебравших гостей. Я тогда переживал, что достанется ему, все-таки новоиспеченный родственник, да еще и в летах. Но, как выяснилось, переживать было не за что. Платон обладал удивительной способностью мирить и успокаивать людей. Ему достаточно было подойти к ругающимся, сказать несколько слов – и те уже обнимались, словно братья, и извинялись друг перед другом. Энергетика этого человека была настолько сильна и позитивна, что казалось, пусти его на сражение во время войны, он бы встал, осмотрел всех своим глубоким взглядом, после чего враждующие сложили бы оружие, задав только один вопрос: «Зачем мы это делаем?»

Мы подружились. С Платоном было приятно общаться, казалось, он знает ответы на все вопросы. В беседе Платон абсолютно не проявлял высокомерия, свойственного умным людям. Он просто объяснял, обыгрывая все таким образом, как будто я сам дошел до нужного ответа. Удивительно мудрый и добрый человек. Да что говорить, он стал для мне настоящим духовным наставником.

По счастливой случайности оказалось, что Платон принадлежит Церкви, носит сан священника, почетное звание архимандрита и занимает должность настоятеля монастыря в Суздале. Именно там я и покрестился. Мне настолько понравился этот город и монастырь, что я с великим удовольствием принял таинство крещения от Платона, именовавшегося отцом Василием. Мы с Машей часто приезжали в Суздаль, ставший для нас абсолютным воплощением духовности. Духовная чистота и внешняя красота этого города поразили меня, как только я очутился там впервые.

В отличие от других городов, храмы и монастыри Суздаля прекрасно гармонируют в едином ансамбле, наполняя сердце и душу покоем. Тихие, спокойные люди, живущие там, вызывают к себе невероятную симпатию, то ли потому, что их средний возраст не опускается ниже шестидесяти, то ли потому, что никуда не спешат, всегда приветливы и добродушны. А Суздаль зимой – настоящая сказка, с огромными сугробами, валенками, ярмарками, трескучим морозом и крепким самогоном. Еще, конечно, с блинами, медовухой и хорошей русской банькой. Когда слушаешь хоровое пение монахов в Спасо-Ефимьевом монастыре, дрожь проходит по всему телу. В эти моменты напрочь забываешь попов с отклеивающимися бородами, понимая, что все это суета, не имеющая никакого отношения к настоящей Церкви.

Через год после свадьбы Машка первый раз забеременела. Я был настолько рад, что делился своей радостью со всеми друзьями и знакомыми. Как видно, зря – может, кто нас и сглазил – ребенок родился мертвым. Двухкилограммовая девочка, которую мы решили назвать Лизой, умерла при родах от асфиксии, или, проще говоря, от удушения пуповиной, обмотавшейся вокруг неоформленной детской шеи. Было ли этой ошибкой врачей, сейчас сказать трудно, да тогда это было и не важно.

Мир в тот момент для меня рухнул – наверное, как для Говорова после его беды. Я запил, сильно запил. Месяц запоя чуть не разрушил все: семью, карьеру, дружбу. Пил я безбожно, проклиная Господа за то, что он допустил такое. В день похорон Лизы я разбил дома всю посуду, а заодно разломал иконы, в том числе и ту, на которую сейчас спокойно смотрел, разглядывая следы склейки. Помню, как разлетался в разные стороны янтарь, наклеенный на некоторые иконы, привезенные из Калининграда. Даже удивительно, как Машка смогла их так аккуратно склеить.

Она перенесла трагедию гораздо мужественнее, чем я. И хоть слез она выплакала огромное множество, но рассудка не потеряла, продолжала молиться. Постепенно Машка смирилась, поняв, что Лизу слезами не вернешь, а жизнь не заканчивается. И как только она поняла это, начала вытаскивать из запоя меня.

Пить я перестал, но отношения с Богом после этого так и не наладил. Платон, узнавший о нашем горе, бросил все и приехал в Москву, чтобы помочь. Мы подолгу разговаривали с ним, он поддерживал, как мог, но результатов это давало мало. Подобно Говорову, я задавал одни и те же вопросы: «За что?» и «Почему мы?». Почему не бомжи, не наркоманы, не убийцы? Почему мы? Почему у отбросов общества дети рождаются пачками, а наш первый ребенок родился мертвым? На это Платон отвечал, что только на долю хороших людей выпадают такие испытания. Именно испытаниями Бог показывает нам свою любовь и указывает на нашу избранность. А наркоманам и убийцам испытания не нужны, их давно прибрал к рукам дьявол, они сгорят в аду.

Слушая Платона, в глубине души я понимал, что, возможно, он прав, но, как и Говоров, смириться не мог и не хотел. Я наговорил ему кучу гадостей, на которые он никак не ответил, в очередной раз продемонстрировав свою мудрость. Погостив несколько дней, он уехал.