Дело №888

Постучав, я вошел в кабинет заведующего. Передо мною сидел солидный мужичок, лет пятидесяти, абсолютно лысый, с надвинутыми на нос очками. «Почитай врача честью по надобности в нем; ибо Господь создал его и от Вышнего врачевание», – вспомнил я Библию. Жалко, в ней ничего не сказано про адвокатов, – даже здесь несправедливость.

– Добрый день, – поздоровался я. – Меня зовут Виталий Владимирович Ковров, я адвокат. У вас в отделении лежит моя секретарша, Екатерина Скворцова. Хотел поинтересоваться, как она.

– Здравствуйте, – ответил доктор. – У меня такое впечатление, что она не секретарша, а как минимум министр. Мало того, что милиционеры уже одолели своими звонками, только что, кстати, звонил какой-то начальник, интересовался, – так теперь еще и адвокаты пожаловали.

«Неприятный тип, – отметил я про себя. – Что за дурацкая привычка у этих врачей – никогда не представляться и не отвечать прямо на поставленный вопрос».

– Простите, а как ваше имя-отчество?

– Григорий Иванович, – равнодушно представился заведующий.

– Григорий Иванович, Катя действительно не простая секретарша, а моя секретарша, и к вам пожаловали не адвокаты, а конкретный адвокат Ковров, то есть я. Я очень переживаю за здоровье Катерины, переживаю до такой степени, что если будет необходимо, сюда действительно приедет министр здравоохранения, чтобы лично убедиться, что ей оказывают необходимую помощь.

Я понимал, что с такими врачами, как этот, разговаривать нужно только таким образом, иначе через их стену равнодушия не пробьешься. Да что там с врачами, просто есть определенная категория людей, с которыми нельзя по-хорошему. Чем ты лучше с ними, тем они хуже с тобой. Как будто в этом заключается их жизненное кредо. Зато когда на них начинаешь рычать, они становятся шелковыми и расплываются в улыбке. Как только покажешь, что не боишься их и знаешь, куда пожаловаться в случае чего, они всё делают как надо.

– Думаю, в этом нет необходимости, – ответил Григорий Иванович, проснувшийся от моего натиска. – Врачи делают все, что могут. Опасности для жизни нет. Лучшее для нее сейчас – это покой. Ей наложили множество швов на лицо, ставят капельницы. Говорить она пока не может, но в сознании и реагирует на происходящее.

– А когда, по вашему мнению, она сможет говорить? – спросил я. – Это очень важно для того, чтобы побыстрее найти тех, кто с ней это сделал.

– Я все понимаю, но, к сожалению, помочь ничем не могу. У нее сильнейший шок, она испугана, без помощи психологов здесь не обойтись. Повторяю, лучшее для нее сейчас – покой.

– А писать она тоже не сможет? – на всякий случай решил уточнить я.

– О чем вы говорите? – усмехнулся доктор. – Большую часть времени она спит, будучи под капельницей. Она даже пищу пока не в состоянии принимать самостоятельно. Уверяю вас, что раньше чем через неделю пообщаться с ней будет нельзя.

– А могу я зайти к ней?

– Пока нет, – покачал головой Григорий Иванович. – Она в реанимации. Когда переведут в общую палату, тогда пожалуйста. Пока мы даже мужа к ней не пускаем. Сейчас любые внешние воздействия будут вредны. А что вы хотите там увидеть?

– Просто хочу посмотреть. Это может показаться странным, но хочу убедиться, что это именно она.

Глаза заведующего округлились даже через толстые стекла очков.

– Насколько мне известно, в кармане ее брюк обнаружили служебный пропуск с фотографией. Коме того, ее опознал собственный муж, приехавший вслед за скорой. Поговорите с ним. Даже если мы разрешим зайти в реанимационное отделение, вы там все равно ничего не увидите, кроме женщины, обмотанной проводами. На ее лице различимы только глаза, остальную часть покрывают наложенные бинты, – закончил заведующий.

– Понятно. Спасибо.

Я вышел из кабинета. Вроде бы все сходится, у Катюши действительно был служебный пропуск для прохода в гостиницу. Но за последние дни я уже привык никому не верить, в том числе и себе. Задавая вопросы доктору, я лишний раз хотел убедиться, что меня не обманывают.

Пройдя по этажу отделения, я быстро нашел Сергея. По нему было видно, что он очень беспокоится за жену и находится на грани нервного срыва. Держась из последних сил, он пытался сохранять спокойствие и даже некоторую приветливость. Но когда он пробовал улыбнуться, губы начинали дрожать, выдавая его состояние.

Сергей рассказал, что накануне Катиной маме стало плохо, сильно подскочило давление и пришлось вызывать «скорую».

Госпитализация не потребовалась, ничего серьезного не обнаружили. Но мама живет одна, и врачи порекомендовали, чтобы следующий день она провела под чьим-нибудь присмотром. Поэтому Катя и отпросилась, чтобы побыть с мамой.